Катакомбы

– Шмекер! Экскрок! – сказал навозный жук с холодным наслаждением и, видя, что клиент не понимает, пояснил: – По-российски будет "жулик". Мошенник. Арап.

– Простите… Пардон, мсьё… Такая солидная фирма – Берлин, Вена, Анкара, Монтевидео?..

– Шмекер, шмекер! – сказал жук и вдруг, разинув маленький ротик с острыми перламутровыми зубками дельфина, залился инфантильным смехом, звонким, как колокольчик.

Как же теперь Колесничук посмотрит в глаза Черноиваненко?..

* * *

– Прошу вас, мсьё, пройдите в эту дверь, – сказал Колесничук, с поклоном пропуская «немца» в чулан. – Этот уникальный сервиз я только что получил из Киева. Настоящий севр! Супруга турецкого консула приобрела его у наследников графа Бобринского за тысячу двести фунтов стерлингов. Вещь, не имеющая себе равных! Я его резервировал специально для вас. Посмотрите его, а я сию минуту обслужу других покупателей и буду к вашим услугам. Экскюзе муа, милль пардон… – Говоря таким образом громким, но почтительным голосом, с лучшими, наиболее изысканными интонациями господина Пржевенецкого, Колесничук обратился к покупателям и шепотом прибавил, показывая глазами на дверь чулана, куда вошел «немец»: – Личный адъютант господина Геринга и советник по вопросам антиквариата, мой постоянный клиент. Прошу тысячу извинений! Теперь я весь к вашим услугам, мадам. Чем могу быть полезен?

И Колесничук, дробно стуча штиблетами, как белка, забегал вверх и вниз по лестничке. Между тем "немец", положив руку в задний карман своих коротких брючек, вошел в чулан.

– Закройте дверь на крючок и не шевелитесь, – сказал Черноиваненко, не спуская глаз с "немца". Он сидел в углу полутемного чулана на ящике и держал в руках пистолет.

Не вынимая руки из заднего кармана, "немец" заложил крючок и прислонился к двери всем своим большим, грузным телом.

– Пропуск? – сказал Черноиваненко.

– Киев. Отзыв?

– Карабин.

– Верно.

– Подождите. Не приближайтесь. Документы!

"Немец" отколупнул ногтем заднюю крышку часов и подал Черноиваненко маленькую папиросную бумажку, скатанную шариком. Черноиваненко развернул ее, надел очки, не выпуская из рук пистолета, и прочитал несколько слов, написанных хорошо ему знакомым почерком секретаря обкома. "Скорого свидания не обещаю", – вспомнил он последние слова, сказанные ему секретарем обкома, и весело улыбнулся. Улыбнулся и "немец", но сдержанно.

– Представитель Украинского штаба партизанского движения капитан Максимов, – сказал он, представляясь.

– Черноиваненко. Садитесь!

Они пожали друг другу руку. Черноиваненко подвинулся, и капитан Максимов сел рядом с ним на край ящика.

– А я, признаться, и не знал, что существует такой Украинский штаб партизанского движения. Давно создан?

– В июне месяце, по решению ЦК КП(б)У. Специально для связи с партизанскими отрядами, для руководства и оказания им помощи.

– Вот это хорошо! – воскликнул Черноиваненко. – Нам, откровенно говоря, сильно недоставало такого украинского штаба.

– Теперь, как видите, он есть. Здесь безопасно?

– По крайней мере, до сих пор эта явка у нас считается наиболее надежной. На всякий случай учтите, что за этими ящиками в углу есть еще одна дверь: она выходит непосредственно во двор.

– Прелестно. Между прочим, кланяется вам секретарь Одесского обкома, передает большой, горячий привет.

– Он где сейчас?

– В Украинском штабе.

– Дякую за память. Пусть нас не забывает.

– Не забудет, – сказал Максимов.

Черноиваненко зажег спичку и поднес к бумажке, которая вспыхнула легким зеленовато-желтым огоньком, и невесомый пепел ее, как бабочка, упорхнул вверх.

Помолчали.

– Придается большое значение развертыванию массового партизанского движения на Украине, – сказал Максимов. – В частности, очень интересуются Одесской областью и лично вами, товарищ Черноиваненко. Как идут дела вашего подпольного райкома? Кое-что штабу известно.

– Например? – насторожился Черноиваненко.

– Уничтожение свыше тысячи пудов хлеба в Протопоповской МТС, взрыв усатовской комендатуры, систематическое распространение среди населения листовок и сводок Совинформбюро.

– Это известно в штабе? – быстро спросил Черноиваненко, вспыхнув от удовольствия.

– Конечно.

И Черноиваненко понял, что в этой новой по содержанию и по форме войне, еще невиданной в истории, он, в сущности, является командиром боевого соединения, не менее важного, чем любой завод в тылу или чем любая дивизия на фронте, – частью всенародных вооруженных сил.

И в эту минуту он забыл, что сидит в чулане комиссионного магазина "Жоржъ" и что за стеной – захваченный фашистами советский город.

Затем он стал рассказывать капитану Максимову о положении райкома, о его действиях и планах. В сущности, это был отчет Центральному Комитету Украины, и Черноиваненко тщательно выбирал слова и выражения, стараясь быть как можно более точным, объективным, не замазывая слабых сторон своей работы, но и не умалчивая о сильных.