Катакомбы Военного спуска

В изголовье кровати, буквально над головой Цыпы, в ряд были вбиты четыре длинных гвоздя. Слегка – чтобы они выступали над поверхностью и бросались в глаза. Они были очень похожи на те, что видел Петренко в трупе Червя, в квартире старушки-кукольницы под ковром. И вот теперь они появились рядом с трупом Цыпы.

Убийца играл с Петренко, словно подчеркивая, что все эти убийства были связаны в одно целое. Но и без этих подсказок Петренко понимал, что связь есть. Только пока он не мог ее установить.

О гвоздях Петренко не сказал следователю прокуратуры ни слова – точно так же, как поступил в деле старушки-кукольницы. Это было его личной находкой, его загадкой, которую ему предстояло разгадать. Между ним и убийцей словно уже установились какие-то странные личные отношения, нечто вроде смертельной дружбы. И Петренко уже дал себе слово, что доведет это дело до конца.

Единственное, что сильно его смущало, были цветы. Они вообще не вписывались в общую, уже выстроенную Петренко, картину. Убийца был эстетом, любителем прекрасного? Между ним и Цыпой существовала любовная связь? Или это была женщина? Или в цветах вообще не было никакого особого смысла, это завершающий последний аккорд, просто штрих?

Петренко сам себе признавался, что пока плавает в этих предположениях. Но вдруг ему показалось, что такое вот украшение места убийства цветами не может быть дебютом. Он и сам не понимал, на чем строится это предположение, но был твердо уверен, что это не первый случай.

Достав из кармана потертую записную книжку, следователь сделал себе пометку: выяснить в архиве, были ли еще подобные преступления в какие-то далекие годы, когда труп украшали цветами. Разузнать все подробности об этом.

Он все еще записывал, когда на пороге появился молоденький милиционер и, запинаясь от страшного зрелища, произнес:

– Там это… Женщину привезли. Как вы сказали… Куда ее?

– Отведите на кухню, – оживился Петренко.

Найти женщину, с которой серьезно встречался Цыпа, было просто удачей! В тумбочке при кровати были обнаружены его документы, незначительная сумма денег, записная книжка с адресами подельников, которые Петренко и без того знал. И на последней странице неожиданная запись: «Моя любимая, начали встречаться очень серьезно в феврале». Имя и домашний адрес. Такие сведения Петренко называл подарком судьбы. Там же, в тумбочке, были и использованные билеты до Харькова – туда и обратно. Судя по всему, Цыпа ездил в Харьков неделю назад на четыре дня. Подумав, Петренко отложил билеты в сторону.

На кухне его уже ждала подруга Цыпы. Высокая, статная, очень красивая женщина расхаживала по узенькой кухне, сжимая руки. В ней чувствовались порода и просто-таки королевское достоинство. Она были слишком хороша для тупого Цыпы. И Петренко в который раз подивился капризам природы, заставившей женщину высшего класса влюбиться в такую мразь и ничтожество, каким был Цыпа.

Он попросил документы, получив, бегло просмотрел паспорт.

– Райхес Мирра Львовна… Уроженка Одессы… 45 лет… – Вы работаете школьной учительницей, так? Вы знали, кем был убитый?

– Знала, – кивнула женщина, глаза ее наполнились слезами. – Он ничего от меня не скрывал.

– Как мило! – хмыкнул, не сдерживаясь Петренко. – Значит, вам есть что рассказать? Когда вы виделись в последний раз?

– Вчера. Ночью. Мы… Он меня выгнал. Пьяный был. В последнее время он сильно нервничал. И все время пил.

– Почему нервничал? – настаивал Петренко.

– Я не знаю, правда. Он мне не говорил. Я только понимала, что у него какие-то серьезные неприятности. Я просила его уехать.

– То есть сбежать? – зло усмехнулся Петренко.

– Вы это так называете? Я просто хотела, чтобы была другая жизнь…

– В том мире, где он жил, отъезд стал бы бегством и несмываемым позором, страшным пятном на репутации, – жестко произнес Петренко. – Зачем он ездил в Харьков?

– Он сказал, что надо увидеться с одним человеком. Очень важным. Тот человек якобы предложил серьезное дело, и он думал, вступать или нет.

– Имя человека? – нахмурился Петренко.

– Он не сказал.

– И какой была эта поездка, удачной?

– Нет. Ох, нет, – женщина вздохнула. – Вот после нее он и изменился, стал пить. Раньше он не пил так. Хотел всегда хорошо выглядеть, следил за собой. А тут как с цепи сорвался… И еще… Он боялся.

– С чего вы это взяли?

– Он не выходил на улицу. Вообще перестал выходить. Запирал двери. Окна плотно зашторивал и сидел днем при включенном свете. И пил. Видеть это было страшно. Я потому и просила его уехать…

– Он говорил, что боится смерти?

– Нет, – она покачала головой. – Не думаю, что он боялся смерти. Скорей, может, каких-то поступков, дел, в которые его втягивали…

– Значит, человек, на встречу с которым он ездил, жил в Харькове?

– Да. Но не постоянно. Однажды он сказал, что тот жил в другом месте раньше, но не уточнил, в каком.

– Вы знали кого-то из друзей Цыпы?

– Кого?.. Ой, простите… Я не привыкла к его кличке… Для меня же он был Алеша… Нет, Алеша меня ни с кем не знакомил. Никогда. Я даже думала, что он меня стыдится.

– Ваше счастье, что не знакомил! – хмыкнул Петренко.