Катакомбы Военного спуска

Рот покойного был раскрыт. Во рту – кровавая бездна. Горло перерезано – от уха до уха. Вместо глаз зияли кровавые раны, из которых, как картинка из жуткого сна, тоже торчали большие гвозди. Они были меньше тех, что были вбиты в ладони, но все равно их размер выглядел достаточно впечатляющим.

– Ему отрезали язык, вбили гвозди в глазницы, в ладони и в уши. Отрезанный язык вставили в рану на горле, – сухо сообщил замначальника.

– Я так понимаю, все это сделали при его жизни, – произнес Петренко, стараясь сдержаться.

– Верно. Убийца сначала отрезал ему язык – чтобы не кричал. Затем прибил ладони к столику, чтобы зафиксировать тело. Видишь, гвозди по размеру отличаются от всех остальных.

– Это просто крепления, – кивнул Петренко, – в них смысла нет. Смысл есть в том, как лежат руки. Он словно сдается: поднял их вверх.

– Да, – продолжил его коллега, – после рук он вбил гвозди в глаза и в уши. А уже после этого ножом перерезал горло. И в рану вставил язык.

– Чтоб не болтать… – задумался Петренко, – он болтал. Имеющий очи да не увидит, имеющий уши – да не услышит…

– Верно, – замначальника бросил на него испытующий взгляд, – именно это и было написано в записке! Но как ты догадался?

– А ну покажите записку! – оживился, но тут же смутился Петренко. – Да просто избитая фраза… Часто говорят. Кажется, даже цитата из Библии, но я не уверен точно. Библию никогда не читал. Но фразу слышал. И догадался… Судя по вагону, Червь жутко боялся преследования, он от кого-то бежал. Знал, что его ищут. И принимал меры предосторожности.

– Из чего это следует? – не понял коллега.

– Из вагона! – воскликнул Петренко. – Сами посудите: из последнего вагона легче сбежать. Червь боялся, что его могут убить, поэтому и выбрал последнее купе последнего вагона. Бандиты часто так делают. Так сказать, опасный опыт – на своей шкуре.

– Верно, – снова согласился коллега. – А записка – вот она.

Он протянул Петренко листок бумаги в клеточку, судя по всему, вырванный из обычной школьной тетрадки. На нем черными чернилами явно перьевой ручкой большими буквами было написано: «ИМЕЮЩИЙ УШИ – ДА НЕ УСЛЫШИТ, ИМЕЮЩИЙ ОЧИ – ДА НЕ УВИДИТ».

Записка была написана грамотно, без единой ошибки. И, судя по почерку, ее писал человек, привыкший к письму.

– Записка на груди были прикреплена маленьким гвоздиком? – спросил Петренко.

– Да… – Замначальника взглянул на Петренко, словно его боялся, – гвоздем прикрепил… К рубашке.

– Это показательная казнь, – пояснил Владимир. – Этой запиской убийца показывал, что убивал не просто так, а исполнял приговор. Да и не убийца это, а палач. Палач, который шел по следу Червя, чтобы привести приговор в исполнение. А вот приговорили Червя свои же – за то, что он совершил очень серьезное преступление против воровского схода… Узнать бы только какое.

– То есть его Туча приговорил?

– Нет, – покачал головой Петренко. – Туча один не правомочен принимать такие решения. Червь был авторитетным, серьезным вором. Если на него была предъява, сход должен был разобрать его вину, всем скопом. И тогда уже надо было решать, какому наказанию подвергнуть. Судя по всему, вина была очень серьезной.

– Значит, в городе сейчас где-то произошел сход воров, на котором приговорили Червя, а мы ничего об этом не знаем? – Заместитель начальника сжал кулаки. – Так это понимать надо?

– Да, так и понимать! А что вы хотели? – С несвойственной ему наглостью Петренко уставился коллеге прямо в глаза. – У меня сколько людей в подчинении? Правильно, четверо! И я пятый. Вы хотели, чтобы впятером мы переловили всех одесских воров, заранее знали об их сходах? Это даже не смешно! Не смешите мои тапочки, как говорят в Одессе! Когда я вас просил дать мне людей для облавы в Канаве, что вы сказали? Вот то-то же! А теперь… Но и так, своими скромными силами, мы узнали о многом. Например, о большинстве авторитетных воров. А это не так просто, учитывая количество шушеры, которая наползла в город после Японца. Изменились времена!

– Да знаю я все, знаю! – начальство только рукой махнуло. – Да не в укор я тебе говорю, а так… Вслух просто размышляю. Вот скажи, Петренко, мы создали новое государство рабочих и крестьян, мы побороли бедность, разруху, страшную войну. Так почему мы не можем побороть этих тварей, которые живут по каким-то своим волчьим законам?

– Поборем, обязательно, поборем, – ответил Петренко. – Только здесь не только доблесть, но и хитрость нужна. Мы должны изменить методы. И для начала стать такими же, как они.

– Продажными шкурами, что за копейку мать удавят? – усмехнулся коллега. – Что их толкает грабить и воровать, если не элементарная жадность?

– Э, не скажите, – покачал головой Петренко. – Вы ж не с Одессы. Они живут по своим собственным законам. И не все из них продажные твари. Мы должны понимать эти законы, и тогда мы сможем разделить их, ясно вам?

– Не совсем, – сказал заместитель. – Что ты имеешь в виду?

Петренко помолчал, а потом начал: