Каталина

Доминго громогласно раскаялся в своих грехах и обещал исправиться. Вероятно, провидение не уготовило Доминго карьеры священнослужителя, и он сказал отцу, что поступит в университет и будет изучать право, если тот даст ему достаточно денег, чтобы не умереть с голоду. Отец очень хотел поверить, что его единственный сын образумился, и назначил ему ежемесячное пособие. Доминго уехал в Саламанку и провел там восемь лет, не слишком утруждая себя занятиями. Отец присылал сущие гроши, и Доминго пришлось жить в пансионе с другими студентами. По вечерам в тавернах он развлекал собутыльников страшными историями и никогда не оставался голодным. Бедность не мешала Доминго наслаждаться жизнью. Бойкий на язык, обходительный, умеющий спеть веселую песню, он был желанным гостем в любой компании. Два года, проведенные в бродячем театре, не сделали из него хорошего актера, но научили многому, в том числе выигрывать в карты и кости. Когда в университете появлялся новый студент, не испытывающий недостатка в средствах, Доминго не составляло труда быстро войти к нему в доверие. Он становился гидом и наставником новичка, водил его по всем злачным местам Саламанки, и редко случалось, чтобы новичок не стал гораздо беднее, приобретя такой жизненный опыт. Зрелые состоятельные вдовушки не оставляли без внимания красивую внешность Доминго, и он не считал зазорным удовлетворять за их счет свои насущные нужды в обмен на оказываемые им услуги.

Еще будучи актером, Доминго испытывал потребность попробовать свои силы на драматургическом поприще. Он написал несколько комедий и с легкостью мог сложить хвалебный сонет или едкую эпиграмму. Последнее и послужило причиной свалившейся на него беды. Ректор университета выпустил декрет, ущемляющий права студентов, и через пару дней на столе в таверне нашли листок с непристойными, высмеивающими его куплетами. В мгновение ока десятки копий разошлись по всему университету. Прошел слух, что стихи написал Доминго Перес. Тот отрицал свою причастность, но с таким самодовольством, что оно выглядело убедительнее признания. Добрые друзья принесли стихи ректору и сказали, кто их написал. Оригинал к тому времени исчез, и Доминго не могли уличить по почерку, но ректор навел справки и пришел к выводу, что именно этот беспутный студент оскорбил его. Не имея прямых доказательств вины Доминго, ректор избрал хитрый путь, чтобы отомстить обидчику. Не составило труда узнать подробности скандала в семинарии Алькалы, да и в университете Доминго не слыл праведником. Нашлись свидетели, готовые подтвердить под присягой, что тот богохульствовал в их присутствии. Не украшало его и увлечение азартными играми, претившими добропорядочному католику. Полученные сведения ректор передал в руки инквизиции. Святая палата ничего не делала второпях. Сбор информации держался в строгом секрете, и обычно жертва ничего не подозревала до самого последнего момента.

И вот поздно ночью, когда Доминго уже спал, в дверь постучали, и альгвасил арестовал юношу. Когда он оделся, его препроводили не в тюрьму — он имел низший духовный сан, инквизиция же избегала скандалов, бросающих тень на святую церковь, а в монастырский карцер. Там, взаперти, без разрешения кого-либо видеть и что-либо читать, даже без свечи, которая разогнала бы темноту, он оставался несколько недель, а потом предстал перед трибуналом. Ему пришлось бы плохо, если б не одно счастливое обстоятельство. Незадолго до этого ректор, тщеславный и вспыльчивый человек, крепко поссорился с инквизиторами из-за вопроса о главенстве. Те прочли куплеты Доминго и нашли, что они во многом соответствуют действительности. Конечно, его преступления требовали возмездия, но Святая палата, решили инквизиторы, могла не только карать, но и миловать раскаявшегося грешника. Тем более что в случае с Доминго освобождение последнего явилось бы публичным оскорблением зарвавшегося ректора. Доминго признал свою вину и полностью раскаялся в содеянном. Его приговорили прослушать мессу и выслали из Саламанки.

Столь близкое знакомство с инквизицией напугало Доминго, и он вообще уехал из Испании. Воевал наемником в Италии и несколько лет провел там, погрязнув в азартных играх, в пороке и пьянстве, сквернословя, когда ему не везло в картах или костях. Ему было уже сорок, когда он вернулся в родной город, как всегда, без гроша в кармане, с двумя или тремя шрамами, полученными в пьяных драках, и с ворохом воспоминаний.