Катализ. Роман

— Неправда ли красиво? И ведь каждый идиот непременно стремился иметь собственное средство передвижения по воздуху. А это уже другая крайность — наши одичавшие партайгеноссе. Их называют зелеными ультра. Ушли жить в леса. От «Долой сибры!» к «Долой технологию!» А дальше — «Долой цивилизацию!» и «Назад, к обезьяне!» По контрасту с зеленым хорошо смотрится красное. Верно? Индустрия зрелищ двадцать первого века. Люди, на которых все заживает, как на кошках, стали еще больше любить кровавые развлечения. Пожалуйста: нью-бокс, или бокс без перчаток. А это уже старый добрый кетч. Или вот, смотрите, какой блестящий поединок с леопардом!

И снова на экране пожары. Только это уже не даниловцы. И не война.

— Горят пьяные деревни, — поясняет Кротов, — пьяные города. Народ дорвался до водки. Спьяну немножко похулиганили. Тушить, разумеется, уже некому. Не все города потом восстанавливали, тем более деревни. Современные населенные пункты сильно рассредоточены по планете. В столицах не модно стало жить. Многие оказались просто брошены, стали мертвыми городами. Среди них есть города-музеи, а есть и города-свалки, прибежище преступников, безумцев, загадочных страшных болезней и диких идей.

Глядя на небоскреб, поросший мхом, Женька вдруг начинает сомневаться в правдивости Кротова. Почему именно в этот момент, он не знает, но упрямое повторение, что все это хроника и только хроника, раздражает Женьку все больше.

А на экране меж тем как бы прокручивается краткое содержание фильма, потом вспыхивает зловеще пульсирующий оранжевый титр по-английски: «Кто виноват?» и начинаются скучные до оскомины кадры: зал заседаний, длинный стол, флажки, бутылки с водой, микрофоны, корреспонденты, знакомые лица глав государств — встреча на высшем уровне. Говорят о сибрах, но говорят удивительно казенным языком, и сцена оживляется лишь когда все четверо видят Брусилова. Виктор ведет себя крайне неординарно. Он вскакивает, жестикулирует, бегает по залу, и, отчаявшись убедить кого-нибудь, начинает кричать. Крупный план — кто-то из президентов. Голос переводчика за кадром:

— Господа, почему всеобщая сибризация должна означать всеобщее разоружение? Всеобщая сибризация не решает проблемы доверия, зато дает блестящие ответы на целый ряд военно-технических вопросов.

Брусилов стоит рядом, упершись руками в стол и глядя на президента исподлобья. Видно, как от последних слов он меняется в лице, и происходит нечто совершенно несуразное. Брусилов бьет президента кулаком в лицо, президент падает, и тут же с дыркой во лбу падает Брусилов. Начинается несусветная стрельба. Кто бы мог подумать, что в зале переговоров столько вооруженных людей? Почтеннейшие мужи планеты в панике валятся на пол и лезут под стол. Телохранители падают замертво. Лопаются простреленные бутылки и стаканы. Крики на многих языках сразу сливаются в неразборчивый гомон. Все это снимается, по-видимому, автоматическими камерами в углах помещения, так как все операторы либо убиты, либо сидят под столами. Но самое интересное начинается потом, когда стрельба смолкает, и убитый Брусилов встает с пола, почесывая обеими руками на лбу и на затылке уже почти заросшее сквозное отверстие. Репортеры, кто еще жив, кидаются к нему, но тут Кротов дает стоп-кадр и яркий оранжевый титр: «Брусилов». Это ответ на поставленный вопрос.

А в следующем кадре в густонаселенном городе вырастает атомный гриб.

— А это здесь при чем? — не понимает Черный.

— Это не Хиросима, — отвечает Кротов, — это Мадрас. Крупнейшая диверсия эпохи катаклизма. Больше миллиона жертв. Впрочем, еще более крупной была искусственно созданная эпидемия в Китае — там погибло почти три миллиона.

— Это что, на закуску? — ядовито улыбается Станский.

— Да, если угодно. А вообще у нас в информотеке еще много хроники. Будет интерес — смотрите.

— Но, простите, — интересуется недоверчивый Черный, — где гарантия, что это действительно хроника. Кинематографу доступно все, а двадцатый век воспитал нас скептиками.

Кротов даже не обижается.

— Гарантия там, на юге, — машет он рукой с небрежностью человека, стоящего на полюсе, для которого все направления — юг, — гарантия в большом мире. Посудите сами, зачем мне лгать. Я не намерен держать вас взаперти, да это и невозможно — о вас уже знают. Я просто хочу сразу дать вам правильную ориентацию. Нас, зеленых, не так много, но мы боремся за справедливость. Борцов за справедливость всегда было мало, и все-таки они побеждали. Так пусть нас станет больше, и победа придет скорее!

— Ваша цель — полное уничтожение сибров? — уточняет Станский. — А разве это реально?

— Невозможного на свете нет.

— Ну, а какие же методы?

— У меня есть свой план, но прежде, чем я познакомлю вас с ним, подумайте сами. Свежий взгляд, понимаете ли…

— Да вы что, уже записали нас в зеленые?! — возмущается Женька.

— Отнюдь. Я просто предлагаю подумать.

— Ну, знаете, — Женька наливается свежей ненавистью к Кротову, — в сибрах слишком много хорошего, чтобы я стал размышлять об их уничтожении.