Старший сын Еремеева явно тоже любил строить из себя невесть кого, но с нами вел себя более чем достойно — проникся искренней благодарностью, ничуть не кривя душой, пообещал воздать добром за добро и заявил, что в ближайшие дни обсудит этот вопрос с отцом. Тут Дорохов потемнел взглядом и сообщил Арсению Викторовичу последние новости. Без купюр — чтобы не отвечать на вопросы типа: «А почему вы не вызвали в госпиталь меня?»
Арсений Викторович выслушал его монолог с каменным лицом, потом смахнул рукавом куртки слезинки, выступившие в уголках глаз, с большим трудом разжал сведенные челюсти и хрипло спросил, знает ли об этом мама.
Министр обороны отрицательно помотал головой:
— Пока нет: мы вызвали ее и Егора в Москву по надуманной причи-…
— Обмануть мою маму — задача из категории невозможных… — криво усмехнулся Еремеев, прижал к себе плачущую жену и угрюмо добавил: — Так что можете считать, что она либо выяснила абсолютно все через подруг, либо просчитала наиболее вероятную проблему и вот-вот начнет терзать вас крайне неприятными вопросами…
…Терзать нас «крайне неприятными вопросами» Светлана Николаевна не смогла из-за происков Татьяны, после взлета из аэропорта Лос-Анджелеса угостившей ее и Егора «заряженным» свежевыжатым апельсиновым соком, отправившим обоих в медикаментозный сон. «Бомбардье» сел в Кубинке через десять пятьдесят четыре, мы выгрузились с «Финиста» министра обороны и поднялись на борт самолета еще через восемь и решили подождать, пока мать с сыном вернутся в сознание.
Расположились, естественно, в салоне-гостиной. Дорохов невидящим взглядом смотрел в противоположный иллюминатор, баюкая в ладони бокал с коньяком, и невольно заставлял меня вспоминать ФСО-шника, застреленного Триггером, Арсений Викторович, его супруга и дочурки, потихоньку отключавшиеся из-за усталости, оккупировали диван,