Словно только меня и ждали, звучит протяжный звук трубы, и все три баталии и альмогавары трогаются с места. Меня поражает согласованность действий. Каждый знает, что должен делать, и четко выполняет свои обязанности. Нет той недисциплинированности, которой страдали раньше рыцарские отряды. Не знаю, касается это только каталонцев, много воевавших с маврами, или всех европейских рыцарей, но за последние годы они явно научились ставить общие интересы выше личного выпендрежа. Теперь мы скачем плотным строем, стремя в стремя. Бить будем в центр турецкой пехоты, которая то ли поменяла местами линии, то ли дополнила переднюю бойцами из второй. На этот раз первая линия начинает пятиться по мере того, как мы приближаемся. Я ударил в красный щит, на котором была намалевана башня или какое-то здание, может быть, мечеть. Она не спасла пехотинца. Копье пробило щит и его владельца, сбило с ног еще двоих, стоявших сзади. Остальные начали пятиться быстрее, пока не уперлись во вторую линию. Я заставил Буцефала остановиться. К моему удивлению, копье легко высвободилось. Острие было красным от крови, а павон настолько пропитался ею, что прилип к древку. Развернув коня, поскакал неспешно вместе с остальными рыцарями к своей пехоте. Альмогавары опять прикрывали нас. На обратном пути они отловили последних бесхозных лошадей, отогнали в тыл.
Тегак подъехал ко мне с запасным копьем. Увидев, что предыдущее уцелело, спросил:
— Что-нибудь надо?
— Нет, — ответил я и напомнил ему: — Теперь не зевай. Копье оставишь здесь.
— Понял, — сказал он.
Меня предупредили, что на сражение надо иметь не меньше трех копий. Значит, следующая наша атака, скорее всего, станет последней. Будем давить турок, пока не побегут. Вот тут-то Тегак и вступит в дело. Он должен собирать золото и серебро, ценное оружие и сбрую. Запасное копье можно оставить без присмотра. Во-первых, на копье с чужим павоном вряд ли кто позарится; во-вторых, все равно оно стоит дешевле того, что на такой вес можно взять с убитых.
Труба звучит дважды. На этот раз мы скачем медленно, и за нами, не отставая, идет пехота. Только когда до турок остается метров триста, пришпориваем коней, переводим на рысь, а потом и на галоп. Чем выше скорость, тем сильнее будет удар. Наша пехота бежит за нами с криками «Арагон! Святой Георг!»
Первая линия турок опять полная, зато вторая заметно уменьшилась. Пехотинцы передней начинают пятиться, ускоряя движение синхронно с нами. Задние ряды разворачиваются и бегут ко второй линии, которая тоже пятится. Мне опять достается черный щит, но на этот раз без узора. Хозяин его повернулся ко мне боком, надеясь, что промажу. Но я направляю копье, ориентируясь по левой ноге, выглядывающей снизу. Острие пробивает щит и человека, валит турка, потому что за ним никого нет, и встревает в землю, выворачивая мне руку. Мне даже кажется, что это не оно трещит, ломаясь, а мои кости. Я роняю обломок, беру шестопер и скачу вслед за убегающими врагами. Турки, побросав щиты и копья, мчатся, сломя голову, в сторону темно-красного шатра и кибиток. Сотни три всадников, которые стояли там, развернули коней и поскакали на юг, навстречу солнцу. Странно, а мне казалось, что прошло самое большее час.
Я еще метров пятьсот гонюсь за убегающими пехотинцами, рассекая шестопером металлические шлемы и кожаные шапки, пока мой конь не начинает спотыкаться. Перевожу его на шаг и разворачиваю в сторону шатра. Буцефал нервно всхрапывает и трясет головой. От него сильно воняет потом. Проезжаю мимо турецкого обоза, который грабят мои конные лучники в компании нескольких альмогаваров. Ребята действуют согласно моему совету увлекаться не погоней, а добычей.
На холме стоит Рожер де Флор с десятком рыцарей. Любуются результатом своей работы. Имеют право. Если не считать струсивших аланов, враг превосходил нас в три-четыре раза. Конных турок спаслось всего тысячи полторы, а пехотинцев столько, сколько сумеет спрятаться в кустах и оврагах и пересидеть там до темноты. Несколько сотен турок сдалось в плен. Сидят на земле, ждут своей участи. Не умеют воевать — будут гребцами на галерах или слугами.
Я останавливаюсь перед великим ромейским дукой, показываю ему шестопер, покрытый кровью по самую рукоять, и говорю:
— Твой подарок хорошо послужил в этом бою.
— Я знал, кому дарю его, — улыбаясь, произносит Рожер де Флор ответный комплимент.
Общение с ромеями нам обоим не прошло даром.
На поле боя появился наш обоз. Женщины и дети рассыпались в разные стороны, начали собирать трофеи, хватая все подряд. Я заметил, что Тегак уже недалеко от холма, а вьюк набит основательно и кое-что привязано к седлу его лошади и второй, караковой масти, с большой рыжей подпалиной на левой стороне головы, отчего казалось, что там ожог. Навстречу женщинам пошли пехотинцы, которые брали только ценные вещи. Вскоре начали возвращаться и альмогавары. Кое-кто вел на поводу захваченную лошадь.