Всадник в зеленой чалме был еще жив. Лежал навзничь на красновато-коричневой земле. Ему лет двадцать пять, не больше. На побледневшем лице густые черные усы и многодневная щетина казались чужими. Турку было очень больно. Справляясь с очередным приступом, так напрягся, что по вискам потек пот. Приоткрыв узкие губы, турок тихо попросил на греческом языке:
— Добей.
Чтобы не портить кольчугу, я ударил пикой в шею, покрытую черной щетиной. Лицо напряглось в последний раз, а потом разгладилось, потеряло воинственность, мужественность. Только усы продолжали боевито топорщиться. Вот такая у нас, братцы, интересная игра. Живем недолго, зато нескучно.
Собрав трофеи, поскакали догонять Каталонскую компанию. Почти каждый вел на поводу двух лошадей, нагруженных оружием, доспехами, одеждой, обувью. На лицах аланов наконец-то появились улыбки. В предыдущие дни поводов для радости у них не было. Снабжали их по остаточному принципу, поэтому многие жили впроголодь. Им пообещали заплатить через Гиркона после освобождения Филадельфии, а Рожер де Флор не считал нужным давать трусам аванс. Теперь многие поменяли своих лошадей, оружие и доспехи на более хорошие трофейные. Все, что взято взамен своего, трофеями не считается.
Каталонцев мы догнали, когда компания располагалась на ночь. Рожер де Флор уже спрашивал, куда мы делись. Я уверен, что он предположил лучшее. Приказав аланам устраиваться на ночь, я поскакал с Тегаком к темно-красному шатру. Мой ординарец вел на поводу белого арабского скакуна. Великому дуку доложили о моем приближении, он вышел из шатра. Рожер де Флор был в длинной алой шелковой рубахе и босой, в левой руке держал бокал с вином. После того, как я победил его в тренировочном бою, великий дука опять стал относиться ко мне с подозрением. Наверное, уже жалеет, что доверил мне тысячу аланов, или радуется, считая их паршивыми воинами.
Я останавливаюсь и киваю Тегаку, чтобы подвел к командиру трофейного арабского жеребца.
— Ответный дар за шестопер, — говорю я, зная, что такого коня можно обменять на несколько десятков шестоперов, и ставлю в известность: — Мы разбили отряд турок, пару тысяч. Завтра отдадим твою долю.
По новому уговору я отдаю Рожеру де Флору треть трофеев, из которых он выделяет императору столько, сколько сочтет нужным, треть беру себе, а остальное делю между бойцами. Предлагая такие льготные условия, командир Каталонской компании не предполагал, видимо, что мы сумеем захватить что-то стоящее.
— Барон, ты скоро станешь более популярным командиром, чем я! — как бы в шутку говорит Рожер де Флор.
— Не беспокойся, я не долго задержусь в твоей компании. В мои планы не входит продолжительная жизнь в Ромейской империи и служба наемником, даже великим дукой, — в тон ему сообщаю я, потому что мне не нужен смертельный враг. — Как только наберу денег, поеду дальше.
— Куда? — спрашивает он.
— Еще не решил, — отвечаю я.
И не вру. Я действительно пока не знаю, где хотел бы осесть, но точно знаю, где не хотел бы. В этом списке на первом месте стоит разваливающаяся Ромейская империя. Я уже пожил в подобной империи, чуть не загнулся под ее обломками.
16
Мы отгоняем отряды турок от Магнезии, поворачиваем на юго-запад, на Смирну, возле которой действуют другие турецкие отряды. Рожер де Флор уже понял, что гоняться всей армией за разрозненными мелкими отрядами бессмысленно. Скорее всего, Смирна нужна ему потому, что она на берегу моря и недалеко от острова Хиос, где базируется наш флот. В последние дни Рожер де Флор осторожно расспрашивал меня о государственном устройстве Ромейской империи. Видимо, великий дука решил обзавестись собственным княжеством наподобие Ахейского. Я не стал говорить ему, что скоро вся эта территория станет частью Османской империи. Он ведь не поверит, решит, что отговариваю из зависти.