Яростно отбивалась от мужчин как могла. Каблуки ударялись об их ноги, руки, живот, на время обезвреживая противников. Но мои жалкие попытки высвободиться лишь забавляли их, вызывая издевательский смех и неуместные пошлые шуточки. В конце концов, им надоело забавляться, и самый трезвый из них требовательно схватил меня за запястья. Он с силой поставил меня на ноги, а второй мужчина зажал рот потной и липкой ладонью, пропахшей сигаретой. Я с силой зажала глаза, чтобы не видеть похотливое лицо первого офицера. Как только ощутила его холодную ладонь, с силой сжимающую мое бедро, всхлипнула от отвращения и боли.
Спустя пару минут, когда я уже отчаялась сопротивляться, в воздухе прогремел грозный мужской голос:
Пьяницы тут же отпустили меня и испуганно оглянулись. Увидев перед собой генерала Хоффмана и оберштурбаннфюрера Мюллера, офицеры выпрямились. У одного это получилось сделать, а второй едва удержался на ногах.
—
Я вздрогнула от его непривычного громкого голоса. Синие глаза источали холодное равнодушие, но одновременно обжигали яростью. За считанные секунды он преодолел расстояние между ним и тем офицером, который совсем недавно болезненно стискивал мои бедра, и с силой ударил его по лицу. Оберштурмфюрер Франк из-за опьянения не удержался и спиной ударился об стену, болезненно схватившись за лицо. Не прошло и минуты, как из носа офицера просочилась кровь. Та же участь ожидала и унтерштурмфюрера Вебера. Он был порядком пьянее своего товарища, поэтому с тихими стонами тут же повалился наземь. Пару раз он харкнул кровью, чем только вымазал старинную брусчатку.
Я испуганно вскрикнула и вжалась в стену, невольно прижав разодранную ладонь к губам. Лишь в тот момент заметила, как сильно дрожали руки, а по щекам непрерывно текли горячие слезы.
—
—
—
Провинившиеся офицеры кивнули невпопад и пробубнили что-то нечленораздельное. Затем под строгим взглядом генерала, оба побрели в сторону пустующей улицы.
—
Я не ответила, лишь продолжала пускать испуганные взгляды в сторону своих спасителей. Челюсть не слушалась, я вся дрожала, словно во время самой страшной лихорадки. Если бы у меня получилось выговорить хоть слово, то я бы непременно стала заикаться.
Генерал Нойманн молча кивнул, бросил короткий взгляд на Алекса и оставил нас наедине. Мюллер все это время держал некую дистанцию между нами, словно боялся прикоснуться. Его глаза отображали полное смятение, страх и ничем неприкрытую злобу. Наверняка он злился на пьяных офицеров… но больше всего на самого себя.
— Катарина…
Я бросилась бежать прочь, не дослушав его. По дороге нервно всхлипывала и прижимала ладонь к лицу, чтобы окончательно не разрыдаться. К счастью, мало освещенные улицы были полностью пусты, поэтому мой нервный срыв остался без свидетелей. Вот только неровная брусчатка, туфли на каблуках и подкашивающиеся ноги не играли в мою пользу. Поэтому спустя пару минут бега я споткнулась об очередной бугорок и полетела вниз, болезненно приземляясь на разодранные ладони. Именно в тот момент я ощутила боль, которая все это время преследовала по пятам. Кожа на ладонях и локтях была разодрана, но недостаточно для сильного кровотечения. Я обессиленно уселась на холодную брусчатку, хлюпнув носом, и тыльной стороной ладони вытерла горькие слезы.
Мюллер тут же подоспел и с осторожностью попытался поднять меня. Как только я ощутила твердую землю под ногами, тут же отпрянула от него так, будто его руки были сплошным раскаленным железом.