Катарина

Мюллер вдруг встал в трех метрах от меня, продолжив с невозмутимым лицом наблюдать за восторгом Артура Шульца. А я вновь съежилась то ли от страха, то ли от смущения, что мы за все полгода не обмолвились даже парочкой слов. По этикету мы были обязаны перекинуться двумя бестолковыми словами о погоде, о здравии родителей или о ситуации в мире целом. Но Алекс Мюллер был ярым немцем до мозга костей, тем более являлся ярчайшим представителем СС, черная слава о которых ходила по Союзу еще с начала войны. А надо ли мне было с ним разговаривать? Только если бесчувственный немец с помощью оружия и угроз не попытается достать из меня хоть слово. Ведь с представителями немецкой «элиты», как и с остальными немцами, я не желала иметь ничего общего.

Пока Артур наслаждался попутным ветром и в буквальном смысле захлебывался новыми впечатлениями, на время позабыв обо мне, я решилась незаметно увильнуть от Мюллера. Всего в нескольких шагах от нас находился крайний ряд ярмарки, и я, не теряя времени, направилась посмотреть, что же продают и покупают немцы. Именно так это выглядело со стороны, но по-настоящему мой план был предельно прост — под видом молодой хозяйки, которая безгранично сочувствует остарбайтерам, я намеревалась расспросить местных дам в какой стороне находилась прачечная.

Я готовилась к этому долгие месяцы: изучала язык, манеру общения женщин, как себя нужно преподнести, чтобы не словить косые взгляды и что нужно сказать, если вдруг они расспросят меня про русский акцент.

Сначала я попыталась затеряться в толпе, что было довольно-таки непросто, учитывая небольшое количество людей. Затем приглядела парочку молодых женщин в элегантных пальто, которые некоторое время выбирали сувениры. Пару минут я прислушивалась к их разговору, и как только решилась сделать шаг в их сторону, меня в буквальном смысле парализовал низкий мужской голос, раздавшийся над ухом.

С каждым его словом приходило страшное осознание.

— А вы не так просты, как кажетесь, Катарина… — тихим хриплым голосом произнес Мюллер на чистейшем русском. — Все еще не упускаете шанс разыскать сестру?

Глава 8

Я опешила.

По началу казалось, что ослышалась. Не мог офицер вдруг ни с того ни с сего заговорить на чистейшем русском, практически без немецкого акцента. Затем меня посетила мысль, что я, стало быть, находилась в бреду. Что происходящее вокруг было всего лишь очередным дурным сном с участием Мюллера. Однажды он уже говорил по-русски в одном из моих снов. Или все-таки…

За мгновение горло лишилось влаги, голос пропал, а руки и ноги напрочь отказывались слушаться. Еще некоторое время я стояла как вкопанная, распахнув глаза от удивления, неожиданности и какого-то неизвестного, глубинного страха. Осознание приходило слишком медленно, и как только оно подавало сигналы в виде легких покалываний в подушечках пальцев, я приняла молниеносное решение — бежать. Бежать, куда глаза глядят. Бежать, пока в легких не закончится воздух, а позади не останется рождественская ярмарка. Бежать, пока грозный голос офицера не перестанет греметь за спиной, а его подчиненные не перестанут перекрывать улицы и пытаться выловить меня на каждом шагу.

Я сделала первый шаг. Он больно отозвался в коленях, но я сорвалась с места и, не оглядываясь, рванула что есть мочи. Под ногами мельтешило длинное пальто, и я уже сто раз пожалела, что вовремя не скинула его. Сердце беспомощно норовило выпрыгнуть из груди, кровь стучала в ушах попеременно с попутным ветром. Прохожие испуганно расступались передо мной, кто-то случайно выронил корзину с булочками, а мужик, торговавший неизвестными оранжевыми фруктами, крикнул неприличные ругательства мне вслед.

Я не знала, бежал ли он за мной.

Все было как в страшном сне. Меня поймали едва ли не с поличным как беспризорного мальчишку, и сработавший инстинкт самосохранения подсказал мне лишь одну идею — бежать. Завернув за угол близлежащей от главной площади улицы, я болезненно столкнулась с бородатым старичком, который торговал душистыми рождественскими пряниками на деревянной доске. Мы оба повалились на дорогу, мужик болезненно потер лоб и со вздохом сожаления разглядывал разбросанный повсюду товар, мысленно подсчитав убытки. Я же со сбитым дыханием попыталась встать с холодной брусчатки и побежать, но крепкая рука Мюллера, намертво схватившаяся за запястье, тут же остановила мой ход.

— Думаете, спасаться бегством в городе, где каждый полицейский подчиняется моим приказам, это лучшее решение? — тихо проговорил мужчина, устремив рассерженный взгляд синих глаз в мою сторону. Он находился ко мне слишком близко, и у меня перехватывало дыхание не столь от долгого бега, сколь от неприличной близости. От серой офицерской шинели веяло крепким табаком и вполне внушаемыми угрозами. Прямые брови собрались на переносице, а губы тотчас же сжались в одну плотную линию. — Вы хоть осознаете, какое наказание вас ждет за попытку побега? Такие, как вы висели на виселицах два месяца подряд во всех бараках, и служили неплохим элементом устрашения для остарбайтеров.