Катарсис

Но это полбеды. Далее говнословие пошло сплошное, сукинсынизм. Уговаривал меня стучать на Лео. Грозился устроить неприятности на работе, коль откажусь. Пугал, стращал. Во мне такая злость взыграла, себя не помнила, я бешеная становлюсь в такие моменты. Хуями его покрыла, он аж позеленел, сказала, что забила с прибором на его угрозы, что начальству его самому высокому напишу, как он вербует стукачей неумело, озлобляет, восстанавливает против себя. Я, конечно, лапшу на уши навешивала, на непрофессионализм била, они этого боятся, никуда я писать жалобу не стану, бесполезно, но Юрия этого гребаного попугала, это точно.

Капу слушали, не переводя дыхания.

– Перво-наперво рыженькому моему любимому рассказала – несмотря на категорический запрет кому-либо хоть слово, хоть полслова. И вот интересная история. Юрий то ли сгоряча, то ли нарочно, чтобы подействовать на меня-строптивицу, сболтнул, что наша Юл побывала у него и согласилась сотрудничать. Говори как на духу – было дело?! – высверлила ее взглядом, в котором вскипала пузырящаяся женская месть за унижения: за короткую, невольно (или специально!) задираемую юбку, чтобы лицезрели мужики крутые ляжки и иные прелести, за дивную фигуру – повод тем же особям мужеского пола непременно оглянуться вслед, за презрительные взгляды королевы, демонстрирующей золушке свои несомненные достоинства, и если бы только за это… Нет, все куда сложнее – вот он, плод с виду созревший, румяный, так и просится в рот, а на поверку с червоточиной, с темными гнилостными вкраплениями, горький, несъедобный. Женские преимущества Юл оборачивались слабиной, едва не предательством – а как иначе назовешь ее согласие...

– Сука ё… – вышептала Капа.

Злость Капы имела под собой основу, но как не хотелось верить, что так легко и просто согласилась… И не проронила ни звука, – это уже безмолвный, растерянный взгляд дружка.

– Это правда? – эхом повис вопрос Дана.

– Не верь склочной бабе, которая мне завидует, – Юл пошла в штыковую атаку, голос сорвался, вышло жалко, неубедительно – Капа торжествующе засмеялась.

–Что ты обо мне рассказала? – не принял Дан объяснение. – Только честно.

– Да ничего я не говорила, он и не спрашивал.

– Все ясно… – выдохнул.

– Я этого так не оставлю, – ярился Лео. – На последнем собрании выступлю и разнесу в пух и прах. Прослушку устроили, будто мы шпионы какие…

– Кстати… Юрий этот тебя скрытым евреем считает – пытался меня уверить в этом, – встряла Капа. – И знаешь, какой аргумент привел? “Он умный, – ты, то есть, – поскольку еврей и не имеет права быть дураком…”

– Хватит об этом, – оборвал ее Лео.

Он повернул в сторону пансионата. Разговор затух сам собой.

Молча подошли к входу, поднялись на пятый этаж, Дан достал ключ от номера, Юл попыталась войти вместе с ним, он не пустил.

– Почему ты мне не призналась, что побывала на допросе? – произнес нутряно, натужно, словно слова доставляли физическую боль.

– Испугалась. Сама не пойму, что на меня нашло. Он давил, грозил дочкин бизнес прикрыть, если расскажу тебе. Я ничего не подписывала, никаких обязательств, он наущал против тебя, говорил, что бабник, бросишь меня, как вернешься домой, ну и всякое такое. Я не верила, молчала, никаких обещаний ему не давала… Прости меня, дуру, я виновата… прости… – она прильнула к Дану и начала целовать, тыкаясь губами, как слепой кутенок. Он оттолкнул, вошел в номер и захлопнул дверь перед Юл. Она забарабанила, он не отреагировал.

Ссорой в привычном понимании это не выглядело: они здоровались в столовой, обменивались малозначащими фразами, сидели рядом на завершающих эксперимент встречах в зале, но прежнего общения не было и в помине. Отчуждение присутствовало во взгляде Дана поверх головы Юл как реакция на произносимое ею, она же, несмотря на нарочитую улыбку вполне благополучной женщины и даже браваду, отчасти напоминала жалкую побитую собачонку, безуспешно пытающуюся заслужить былое расположение хозяина. Мало красилась, отчего выглядела старше своих лет, одевалась в темное и серое, словно подчеркивая переживаемый ею внутренний разлад – Дану порой становилось ее жалко. Почему скрыла встречу с гэбистом, не открылась сразу же…? Почему?

Капу Юл демонстративно игнорировала, с Лео перешла на сугубо официальный тон, да он и не стремился общаться.

Дан понимал, что требуется прийти к какому-то знаменателю. Происходило нечто вроде семейного конфликта, когда кто-то первый должен протянуть оливковую ветвь примирения, но при этом не хочет показать слабину. Пытался найти аргументы в оправдание Юл, хотя бы частичные, не получалось – баланс отношений был поколеблен, словно новая гирька весов перевесила чашу. Если честно, он жалел об этом, однако не видел путей возврата к прежнему.

Лео ни о чем не спрашивал. Единственный разговор меж ними двоими затеялся перед прохождением проверки на полиграфе. Лео заявил, что при малейшей возможности выступит по поводу прослушки.

– Как докажешь, что нас прослушивали? – осведомился Дан.