Реконструкторы? Мужики, у которых я купил нож булатный, тоже одевались в доспехи и выходили друг друга мутузить по головам разными железками. Типа, турнир. С разных уголков страны съезжались, чтобы в бубен стальной дубиной получить. И увести домой сотрясение мозга, похмелье и помятые доспехи. Потом год их тщательно чинить, чтобы на следующем турнире опять огрести в черепушку. Каждый с ума по-своему сходит. И... лучше так, чем ширяться наркотой или бухать в синюю.
Но, к делу это не относится. Привалившись к камню, когда-то выпавшему из башни, сидел человек и кричал голосом Олега:
- Саня! Стреляй, Саня!
А на него надвигался какой-то хмырь. Хмырь ко мне спиной, вернее плащом. И одежда на нём - вся дымилась серо-черной копотью. И это уёжище нависает над зовущим на помощь. Угрожающе так надвигалось. Выставив костлявую ладонь на человека, с голосом Олега. А от человека в эту костлявую лапу какой-то разноцветный пар тёк.
- Слышь, ты! Тварь! А ну, свалил, нах!
Правду говорят, что мы, русские - шизики. Вот, если с точки зрения разумного общечеловека подходить - проблемы "реконструкторов" - проблемы самих реконструкторов. Зачем мне лезть? Бежать надо! А я? Что сделал? Влез в чужую драку. Рискуя огрести с двух сторон. Но, люди просят помощи. Пройти мимо, убажать? И самого себя презирать после этого всю оставшуюся жизнь?
Хмырь разворачивается через правое плечо. В правой руке у него - коптящая палка с навершием в виде зелёного химического пламени.
Мать моя, женщина! Роди меня обратно!
- Ну и рожа у тебя, Шарапов! - прохрипел я. Горло стянуло, как на морозе.
Обтянутый сухой серой кожей череп с горящими зелёным светом провалами глаз. Маска? Светодиоды? А ужас этот? Что обуял меня. Низкочастотный генератор? Слышал, такими - майданы разгоняют. Аппаратуры не вижу, а результат её работы - ощущаю.
Меня обуял такой ужас, что пошевелиться не могу. Ледяные тиски страха сковали тело, парализовали руки, ноги, горло, дышать даже не могу. Бессилие.
Злость! Врёшь! Не возьмёшь! Сжигающее пламя ярости разбило оковы ужаса. С горла - первого. Вздохнул, рычу:
- Ах, ты, твою!.. - нажимаю на спуск.
Помповик бьётся в руках, вспышка выстрела освещает эту мерзость, вызывая новую волну ужаса, неконтролируемого, животного. Но, заряд дроби вспыхивает брызгами расплавленного золота около какого-то пузыря вокруг этого хмыря, вызвав перелив серо-чёрного, с отсветом - гнилостно-зелёного - свечения. И тут же пузырь лопается, вызвав звон в ушах.
Шаг вперёд. Когда страшно - убей того, кто пугает тебя. И иди прямо на источник страха. Только так выживешь. Только так и выживал!
- Бога!.. - ружьё опять дергается. Чем хорош помповик - быстро перезаряжается. И магазин вместительный. Для охотничьего оружия. Двустволка, по любому - геморройнее была бы сейчас.
Дёргается и хмырь. Из его грязного балахона летит пыль. Этот урод направляет на меня свою коптящую палку с зелёным пламенем. Сейчас мне настанет - кирдык! Эта палка - что ствол Т-72. Ужас неминуемой смерти.
И всё одно - шаг вперёд!
- Душу!.. - заряд дроби отрывает хмырю его костлявую руку по локоть. А вдруг палка эта - как то ружьё в пьесе - выстрелит? Коптящая палка летит в сторону. Класс! Ещё шаг.
- Мать!.. - следующий поток дроби отстреливает уроду его тонкую ногу, хмырь начинает заваливаться вбок.
Ещё шаг. Выстрел в корпус. Только пыль летит. И копоть.
Человек, с голосом Олега, уже не бьётся в припадке от боли - вырубился. Или умер. А слева - тяжело поднимается белокурый мальчик, лет 14-15, опираясь на полоску металла, имеющую характерный вид - меча.
Ещё шаг. Мат. Выстрел в эту мерзкую харю. Вижу, как с золотистой вспышкой в глубине копоти исчезает полчерепа.
Ещё шаг. Красный, с золотом латуни, цилиндр гильзы, слегка дымя, летит по параболе. А патроны - тю-тю! Боёк сухо щелкает.
Мальчишка поднялся, занёс меч над головой и летит на этого урода. Наивный албанец. Тут полный заряд дроби помповика не прикончил этого урода, что ты сделаешь этой ковырялкой? А вон и ещё двое реконструкоров бегут. Эти ряжены в крестьян, с топорами.
Из обезображенной пасти на меня летит копоть. Ага, щаз!
- За ВДВ!
Размахиваюсь помповиком, как дубиной. Парень опускает меч в мощном ударе. Что-то "... фальконе". Крестьяне с топорами не успевают.
Дорогостоящая, инструктированная по стали, расписанная резьбой по дорогому дереву, дубина, бывший помповик "тюленя", походя, смахивает копоть, врезается в челюсть урода. Туда же, но с другой стороны - меч паренька.
Как перезрелый кочан капусты, голова урода слетает с плеч.
Такая злость меня охватывала, что я бью ногой, со всего набранного разгона, в корпус обезглавленного урода. Тело, как пустое лукошко из ивовых прутьев, улетает.
Мне этого мало. Уже разбитое ружьё (будто не по шее хмыря бил, а по связке арматурных прутьев) со всего размаха опускаю на кочан черепа этого хмыря. С треском череп лопается, разбрасывая копоть и брызги зелёного огня.