Утро быстро наполнилось жарой. До обеда пробирались по дельте Волги. А потом водная гладь и морской ветер. Штурман из рыбаков взял курс.
К вечеру показался один из архипелагов. Их много у северо-западного побережья. Встали близ песчаного маленького острова. Развели огонь. Решили, что не рискуем ничем. Под кашу с осетриной еще раз все проговорили. План такой. Сначала по темноте высаживаем разведку, уточняем позиции и силы противника. Под утро штурмуем. Если не получается, то берем в блокаду и отправляем посыльного за помощью.
На утро прошли еще один маленький архипелаг. К обеду штурман махнул рукой: «Вон ваша Тюленья Балка». Я приказал отойти из виду и лечь в дрейф. В сумерках двинулись вперед. За мысом видны мачты, которые быстро исчезли на фоне ночного неба. Не доходя трех верст, встали на якорь. Режим полной тишины. Десяток черных воинов скользнули в лодку и скрылись во тьме.
К двум часам ночи разведка вернулась.
— В полумиле от того берега, за косой, стоит яхта с шестью пушками, — докладывает Федя, — рядом тендер старый. На самом острове глинобитные бараки. Солдаты охраняют.
— Чьи солдаты? — качаюсь я на стуле.
— Шапки круглые с кисточками, и морды у них нерусские.
— Кто бы говорил.
— А я, б...ь, казак! И все остальные тоже!
— Точно. Извини, не подумал. Так, нерусские морды там. Дальше.
— В бараках темно. В одном больные, в другом здоровые. И самое главное, сборы у них, вроде как. Все на готове.
— В бараки не заходили?
— Нет, в окна заглянули. Стекол нет. Но ничего не видно, только слышно. Человек на тридцать мест будет.
— По мирному договору на Каспии нельзя быть другим военным судам, кроме русских, — вставил атаман, — в нашей эскадре яхт не имеется. Явное нарушение.
— Вот и хорошо, — понимаю я его, — на случай какого казуса будет оправдание. Сколько у нас времени до восхода? Часа три. Выходим немедленно.
Распределили роли. «Черная пантера» будет брать яхту. Тендер не трогаем. Он, скорее всего, предназначен для зараженных. А вот шесть пушек против пехоты очень серьезно. Даже один удачный залп картечью одним бортом положит половину людей. Нарисовали примитивные карты. Основные группы погрузились на лодки и на веслах пошли к острову.
Я не удержался и пошел вместе с Федей на двух лодках. Каждая к своему борту. Вперед меня вежливо не пустили. Но помочь удалось. Ловко, как обезьяны, черные тени забрались на борт и убрали часовых. По веревке с узлами закинутой кошки я вскарабкался и перевалился через борт. Внезапно дверка юта открылась, и высунулся усатый турок в шароварах. Отсветы его фонаря выхватили из тьмы белые оскалы. Выпученные глаза вывернулись на меня. Рот его открылся для крика. «Здоров боров, — мелькнуло в голове, — если не удержу, всех перебудит». Но ни секунды не было. И я что есть сил воткнул нож в разинутую пасть. Турок остался висеть на косяке.
Федя с улыбкой выдернул нож и отдал мне. Меня оттеснили от выхода и нырнули в ют. Через десять минут двадцать человек экипажа в безмолвном ужасе, связанные и с кляпами, лежали в трюме.
Пушки стояли на верхней палубе. Заряды и ядра к ним были сложены тут же и прикрыты ветошью. Среди негров нашлось два человека, имевших дело с артиллерией. Орудия сразу зарядили. Яхту стали разворачивать с помощью лодки бортом к казармам. А я с Федей и еще трое отправились к берегу.
Там уже убрали часовых. А вот офицеров не удалось. Бдительные оказались и весьма умелые. Вышел один по малой нужде и закрутил головой. От летящего ножа неожиданно увернулся. И заорал. Тут уже не до проявления уважения достойному противнику. К тому же он сделал ошибку — бросился обратно в дверь, которая была на прицеле. Надо было кувыркаться во тьму и оттуда орать. Были бы шансы. А так четыре пули пробили широкую спину.
Солдаты в подштанниках ломанулись через окна. Десять человек осталось под ними лежать. Наши запалили шнуры и закинули гранаты. Грохот. Глинобитная стена обвалилась. Кинули по второй, потом метнули крынки. Ночь заплясала всполохами и закричала болью. Машут в проем белой тряпкой на палке и кричат с английским акцентом.
— Прекратить огонь! — кричу я.
Выходят и выбегают обожженные турки. Один англичанин и один турецкий офицер. Меня дергают за руку. Федя мрачнее ночи:
— Отдай их мне. Они убили моего друга.
— Конечно, забирай, — кивнул я.
Но Федя, очевидно, не читал «В августе тысяча девятьсот сорок четвертого». И я лопухнулся. Потому что он молча шагнул к ближайшему солдату и перерезал горло. Потом второму.
— Подождите, — с акцентом заорал бородатый мужик в кожаном сюртуке, — я английский подданный. Я случайно оказался здесь. Меня взяли в плен.
— Этого и офицера на «Черную пантеру». С остальными Федя разберется.
— Ваше Сиятельство, — раздается сзади, — тут решать с больными надо.
Небо уже засерело. В утренних сумерках видны оборванные люди у второго барака. Их блокировала вторая команда, но стрельбу не открывала.
Оказалось, их всех заселили вместе два дня назад. Все зараженные.