Катарсис. Том 1

Стуча ботинками, спецназ Дубневича покинул офис Ордена чести, унося погибших ликвидаторов. На короткое время в Доме культуры установилась тишина, лишь снаружи доносились возбужденные голоса да ворчали двигатели нескольких автомашин.

Федотов зашевелился, моргнул дважды, слезами промывая глаза, повернул голову и встретил затуманенный взгляд Корнеева.

— У нас всего две минуты, командир, сейчас сюда заявится доблестная жуковская милиция.

— Я думал, тебя убили.

— Хрен меня убьешь одной пулей! Череп крепкий, а вместо мозгов одна кость.

— Тогда все в порядке. Помоги-ка…

Майор с залитым кровью лицом — пуля пропахала голову прямо надо лбом и вырвала длинную полоску кожи с волосами, сделав аккуратный пробор, — помог Ираклию встать, и они, ковыляя, поддерживая друг друга, кое-как добрались до запасного выхода с сорванной дверью. Сошли по лестнице вниз, пересекли холл и затаились в туалете на первом этаже.

Суматоха возле Дома культуры несколько улеглась, но прибывший по тревоге отряд ОМОНа и сотрудники милиции продолжали носиться вверх и вниз по двум лестницам, бухая ботинками и сапогами, таскали тела погибших охранников Ордена, обыскивали помещения на втором этаже, потом на первом, однако в туалет с табличкой «не работает» заглянуть так и не удосужились.

К двенадцати часам ночи шум стал стихать. Забрав трупы, омоновцы опечатали офис Ордена и удалились. Еще некоторое время слышались голоса примчавшихся на выстрелы владельцев других офисов, арендующих помещения на первом этаже ДК, затем все окончательно стихло. Домом культуры завладела мрачная, пропитанная пороховой гарью тишина.

— Уходим, — шепнул Корнеев. — Я открыл окно.

— Подожди, — отозвался Ираклий, все это время просидевший у стены в позе горы и пытавшийся подпитаться энергией с помощью медитационной техники лунг-гом; кровотечение из ран ему удалось остановить давно, однако вынуть пулю из плеча и заштопать дырки в шее и плече усилием воли он не мог. — Поищи пистолет…

— На кой черт тебе сейчас пистолет?! У меня есть…

— Это пси-генератор… я выбросил его из окна служебки, сориентируйся, куда он мог упасть.

— Его, наверное, давно нашли бойцы полковника.

— Поищи.

Корнеев вылез в окно, пропадал минут десять, потом в проеме окна появилась его голова.

— Порядок, нашел! Давай руку.

Федотов с трудом взобрался на подоконник, с помощью майора сполз вниз, на асфальтовую полоску вдоль стены здания, выпрямился, шепча что-то сквозь зубы.

— Что? — не понял Корнеев, наклонившись к нему.

— Это стихи… я вспомнил… у меня друг — поэт, у него есть такие строки:

С волками выть по-волчьи не привык,
Хотя всегда отчаянно кусался.
Я под ударами не сдался и не сник,
И сквозь флажки, израненный, прорвался…

— Хорошие стихи, в самую точку. Но нам пора рвать отсюда когти. Куда мы теперь, Кириллыч? На Воропаева?

Словно в ответ, с окраины Жуковки донеслись отчетливые щелчки, поодиночке и сериями, похожие на выстрелы. Впрочем, это и были выстрелы — пистолетные и автоматные. Жителям города, еще не пришедшим в себя от стрельбы в самом центре, в районе Дома культуры, предлагалось стать свидетелями еще одной крутой разборки.

— Это у нас? — прислушался к выстрелам Корнеев.

— Крутов! — сцепил челюсти Ираклий. — Дубневич со своими волкодавами поехал туда…

— Ну и что? Не собираешься же ты в таком состоянии мчаться на помощь?

Стрельба стихла. Прошла минута, другая, третья, однако ночная тишина больше не нарушалась ни одним звуком. Ираклий и майор посмотрели друг на друга и двинулись прочь от здания ДК, в котором недавно разыгралась кровавая драма. Оба понимали, что остались в живых лишь благодаря капризу судьбы, но хватит ли им сил и везения, чтобы покинуть Брянщину и добраться до столицы, не знали.

Жуковка

КРУТОВ

Он шел по березовой роще, не ощущая ни рук, ни ног, веселый и довольный, и вслушивался в голос Елизаветы, напевающей что-то себе под нос, собирающей цветы и то и дело исчезающей впереди. Стволы берез буквально светились белизной, лучи солнца пронизывали рощу насквозь и превращали ее в лучезарный храм природы, прекрасней которого не было ничего на свете. Егор шел-плыл в невесомости и тишине, улыбался своим мыслям, эйфорическому состоянию счастья и беззаботности и все никак не мог догнать летящую впереди фигурку. А потом откуда-то потянуло холодом, сыростью, гнилью, солнце скрылось за иссиня-черной мрачной пеленой туч, и эйфория кончилась. Тревожное чувство потери заставило Крутова оглядеться, и он вдруг с ужасом понял, что неизвестно каким образом зашел в ядовито-зеленое мшистое болото.

— Лиза! — крикнул он. — Вернись! Ли-и-за-а!..

— За-а… за-а… за-а… — отозвалось со всех сторон гулкое эхо.

В ответ послышался далекий крик:

— Его-о-ор!..