Смыв грязь, пот и кровь во дворе дома — поливали друг друга по очереди из ведра, — бывший магистр жуковского филиала Ордена чести и его бывший заместитель легли в сарае на копне свежескошенного сена, источавшего удивительные запахи луга и солнца, и отрубились начисто, не слыша ни лая собак, ни крика петухов, ни мычания коров утром, которых собирал по улице пастух.
Проснулись в полдень, разбуженные квохтаньем кур и голосом хозяина, выговаривающего что-то повизгивающей собаке. Ночью ее не было, Ираклий мог в этом поклясться. То ли дед Иван привязывал ее на огороде, то ли привел откуда-то еще.
— Пора уходить, — проговорил задумчиво Ираклий. — Нас ждут пусть и не великие, но дела.
— Смерть как не хочется! — признался Корнеев, тоже прислушиваясь к долетавшим в сарай звукам мирной сельской жизни. Жуковка считалась городом, но ее окраины всегда жили по-деревенски.
— Как ты думаешь, Дубневич накрыл наше гнездо в Брянске?
— Позвони — узнаешь.
— У деда Ивана есть телефон?
— Спроси.
Ираклий невольно улыбнулся, но тут же помрачнел, вспомнив ночной бой и гибель товарищей. Пообещал с лютым предвкушением:
— Ну, Игорь Эдуардович, я тебя достану даже из кургана!
Умылись, позавтракали. Хозяйка сготовила омлет из десяти яиц, поставила на стол грибы соленые, капусту квашеную, моченые огурчики, хозяин притащил штоф водки, но выпил один — гости отказались. После этого Ираклий засел за телефон и начал обзванивать резидентов в Жуковке и Брянске. Жуковские не отзывались, что наводило на мрачные размышления, а в Брянске ответил лишь один номер — начальника группы информации и связи:
— Полковник?! Ты жив?! Не может быть!
— Не понял! — удивился Ираклий.
— Пришло сообщение из центра, тебя убили… и Серегу Корнеева…
— Что там стряслось? — понизил голос Корнеев, увидев, как изменилось лицо полковника.
Ираклий закрыл трубку ладонью, задумчиво посмотрел на заместителя.
— Нас, оказывается, убили, майор… — Поднес трубку к уху. — Где Пастухов, Рыбалко, Крюков, Марчиадзе? Я не могу их вызвонить.
— Они уехали, всех отозвали, я тоже уезжаю. Откуда ты звонишь?
Федотов положил трубку на рычаг, встретился взглядом с Сергеем.
— Нас окончательно сдали? — утвердительным тоном спросил тот.
— Похоже, крепко прижали нашего шефа, если он спокойно вычеркнул нас из списка живых. Ладно, разберемся. Какие-нибудь идеи есть?
— Надо ехать в Контору. Что они, обалдели все?
— А если еще маненько пошебуршиться тут, попартизанить?
Корнеев понимающе глянул в непроницаемые глаза Ираклия.
— Ты предлагаешь…
— Дубневич нас теперь не ждет. А терять нам нечего.
— Не темни, полковник.
— Собираем наших, кто еще не уехал, едем к зоне и ждем выезда какого-нибудь начальника. Захватываем, допрашиваем, записываем исповедь… а уж с материалами и вот с этим, — Ираклий похлопал по карману брюк, где лежал «глушак», — можно будет и в Контору заявиться.
— Ты гений, Кириллыч, — сказал Корнеев, — или сумасшедший.
— Что примерно одно и то же. Ты со мной?
— А куда я денусь? Я ведь тоже похоронен.
— Тогда начинаем, майор.
Попрощавшись с дедом Иваном и поблагодарив его и хозяйку за гостеприимство, контрразведчики добрались до улицы Воропаева и, понаблюдав за своим домом-базой некоторое время и не обнаружив следов ночного боя, спокойно вошли. Внутри их ждал сюрприз: Олег Фокин был жив!
Обнялись, уступив порыву чувств. Олег выглядел бледновато, но бодрился. Быстро поведал историю нападения на базу и о том, как его спас Крутов. Выжидающе глянул на Федотова.
— Мощный мужик этот твой Крутов, — проворчал Корнеев. — Нам бы его в команду.
— Да уж, — согласился Ираклий. — Если он ушел, полковнику Дубневичу спать спокойно не придется. А остальные наши ребята?
Олег опустил голову.
— Николаша и Лева убиты, Армен был ранен… увезли их всех, милиция понаехала, ОМОН… сразу после стрельбы.
Посидели в угрюмом молчании, сжав зубы. Потом Ираклий обвел подчиненных странным шалым взглядом и тихо сказал:
— Ну что, разведка боем закончилась? Выходим на тропу войны? Пощупаем зону в натуре?
— Очень хочется взглянуть, чем же они там занимаются, — признался Корнеев, — что потом десятками хоронят трупы. А после хорошо бы вернуться в столицу и взять за яйца того оригинала, который нас сдал.
— Дойдет очередь и до столицы.