Катарское сокровище

— Вы можете верить в истинность найденной мной реликвии, брат. Можете не верить, — Франсуа резко поднялся, принялся складывать свои бумаги. — Я же, в свою очередь, собираюсь предоставить ее в Рим, открыв отцам кардиналам все, что мне самому удалось узнать — и, возможно, они с бСльшим трепетом отнесутся к возвращению Вселенской Церкви похищенной еретиками святыни…

Договаривая уже на ходу, округлый священник поспешил в сторону лестницы, и по ступеням сердито зашлепали его сандалии. Брат Франсуа носил их на толстые шерстяные обмотки, в отличие от остальных монахов, которые еще не успели привыкнуть к наступившей осени…

Гальярд сердито обернулся на двоих юношей. Аймер смущенно смотрел в пол; Люсьен сиял, как свечка под стеклом. Идея обретения Святого Грааля радовала его не столько честолюбивую, сколь благочестивую душу.

— И вы этому верите, братья? — еще спрашивал главный инквизитор Тулузена и Фуа, а глаза его уже читали на лицах утвердительный ответ. Гальярд вздохнул, чувствуя себя совершенно больным, поднялся на ноги. Желудок его гадко пульсировал, и то же делала толстая вена над левым глазом. Стараясь стоять как можно прямее, Гальярд сообщил:

— До Sermo Generalis осталось два дня. Это не время для отдыха; это — время последних увещеваний. Есть два нераскаянных еретика, о чьих душах вам стоило бы позаботиться, братья: советую и рекомендую вам без промедления приступить к проповеди, это будет куда полезнее и угоднее Господу, чем…

Чем носиться вокруг «чаши богослужебной малой с ободом по внешнему краю», договорил он напряженным молчанием, направляясь не куда-нибудь — но убеждать и разубеждать Марселя Кривого. Катара, которому при нынешнем положении дел грозило долгое тюремное заключение. Все лучше, чем вечное заключение в аду.

Да, оставался еще Старец, Старец нераскаянный и не мыслящий раскаиваться, Старец, которого светский суд как тяжелейшего преступника непременно осудит на сожжение, Старец Пейре, чья земная надежда была убита лично братом Гальярдом… С ним бы говорить, с последним катарским епископом. Его бы душу, ближе всего стоящую к краю пропасти, звать назад всеми мыслимыми зовами. Да вот не мог Гальярд заставить себя с ним говорить еще раз. Пока — не мог.

15. Sermo Generalis

Похоже, Гальярд все-таки заболел. Тошнота набегала такими сильными волнами, что несколько раз в течение Мессы он был вынужден прерываться и ждать, пока пройдет одуряющая слабость. Один раз он застыл с воздетой Чашей в руках и простоял весьма долго, чувствуя дрожь во всем теле — а также восторженный взгляд Аймера, который, видно, уже ожидал вознесения любимого наставника. Читанные им истории об отце Доминике нередко рассказывали, как тот нередко во время служения литургии впадал в экстаз, замирал и вслед за чашей возносился и сам ко Господу, поднимаясь даже на несколько локтей над землей. Однако случай Гальярда был обратный — он замер от дурноты, боясь уронить сосуд с жертвенной Кровью и с закрытыми глазами молясь Господу — пожалуйста, пусть я устою и удержу!..