Катары

Об этом можно прочесть в лессах со 143 по 147, в которых пересказываются споры на IV Латеранском соборе[5] по поводу запутанных юридических последствий крестового похода: что станет с присвоенными крестоносцами-победителями наследственными владениями окситанских графов, павших в бою или отлученных папой от Церкви? Должны ли ни в чем не повинные наследники утратить их по вине отцов? Самым трудным и волнующим был случай Раймонда VII, сына отлученного от Церкви графа Тулузского Раймонда VI: должен ли он распроститься с причитающимся ему наследством? Он еще не принес клятву феодальной верности королю Франции; должен ли он тем не менее поступать так, как если бы был связан с королем таким же клятвенным обещанием, как его отец? А какому сеньору должны служить вассалы отлученных от Церкви или убитых графов? Прислушаемся к безымянному поэту, который александрийским стихом рассказывает нам об этом прославленном соборе:

Вот собрался двор папы,

нашего благочестивого господина. Шумом голосов

прелатов, кардиналов, епископов, аббатов, приоров,

примасов, принцев крови и могущественных рыцарей,

прибывших из многих стран, наполнился большой зал,

где все собрались на совет.

Здесь граф Тулузский[6], здесь и его сын,

красивый и славный юноша, тайно прибывший

из Англии в сопровождении немногих верных,

[...]

Папа встретил его с распростертыми объятиями и благословил.

И впрямь, никогда еще столь пригожий юноша

к нему не являлся. Он статен,

благоразумен, и кровь его чиста: Англия, Тулуза

и Франция великолепно слились в его жилах.

Он преклонил колени перед его святейшеством

(рядом с ним стоял славный сеньор де Фуа)

и попросил вернуть по праву ему принадлежащие

земли его отцов.

Папа долго смотрел на юношу.

[...]

Увы, он был бессилен. Наши графы это предчувствовали.

Конечно, папа искусно объявил

в торжественных посланиях и речах

перед служителями Церкви и собравшимися баронами:

тулузские графы — не еретики.

Они — добрые католики. Они не заслужили

бедствий, постигших земли их предков.

Но можно ли отменить договоренность?

Конечно, нет: духовенство не согласится.

Отныне этот край принадлежит Церкви.

Она поручила Монфору править им.

И это так. Никто не смеет возражать.

(ПКП, 143)

Эти вопросы неотступно преследуют нашего Анонима, но не меньше они, должно быть, тревожили прелатов и сеньоров того времени, и позже мы еще к этому вернемся. То обстоятельство, что проблема стабильности феодальной системы была поставлена так отчетливо, само по себе ясно показывает, что крестовый поход против альбигойцев был главным образом политическим предприятием, а не религиозным конфликтом, как утверждал ничего не понявший во всем этом Вольтер.

В самом деле, не следует упускать из виду, что Франция при Филиппе II Августе была далека от единого королевства, сопоставимого с нашим сегодняшним «Шестиугольником»[7]. Разумеется, короли из династии Капетингов — первый из которых, Гуго Капет, завладел короной Каролингов при помощи ловкого обмана, благодаря удачному политическому перевороту, подстроенному совместно с епископом Адальбероном, — присвоили славу Карла Великого и Роланда, так что жонглеры[8], труверы[9] и менестрели вволю будут менять историю страны франков, доходя даже до того, чтобы перенести в Париж дворец древних императоров (которые на самом деле жили в Экс-ла-Шапель) и превратить область, расположенную между нашей столицей и Орлеаном, в колыбель Каролингов[10]! Глупая и тщеславная ложь, повторявшаяся даже в реваншистских официальных школьных программах Третьей Республики.