Катары

— Скоро узнаешь, — ответил Пьер. — Очень скоро, правда. Ой, кто-то идет! Пора кончать! Пока!

Он еще успел услышать, как Жуайё крякнул в трубку, и разговор закончился. На самом деле в холле никого не было, но Ле Биан не мог придумать, как оправдать свои поступки, которые сам же первый находил странными. Тут же он набрал номер отца. Тот снял трубку на третий гудок.

— Алло?

— Алло…

Пьер запнулся. Надо было сказать «папа», но он сказал только «это я». Так было проще.

— А, Пьер! — сказал отец. — Спасибо, что позвонил. Ты мне нужен. У меня к тебе… э-э… важное дело.

— Я тебя слушаю.

— Я хочу тебя предупредить. Ко мне здесь не все хорошо относятся. Я не хотел бы, так сказать, чтоб у тебя обо мне было ложное мнение.

— Скажи понятней.

— Завтра увидимся, я тебе все объясню, — сказал Морис голосом, который Пьеру показался очень искренним. — Может быть, я помогу тебе найти то, что ты ищешь.

— Завтра я собирался быть на поге Монсегюр.

— Отлично. Там и встретимся, чтоб никто не видел. Я буду в крепости к десяти часам. Годится тебе?

— Нормально!

Ле Биан повесил трубку и пошел к себе. Сняв куртку, он бросил ее на стул. Оттуда упало на пол что-то металлическое. Что это было? Он посмотрел на пол; незнакомый предмет ярко блестел в свете луны из окна. Ле Биан сразу понял, что это: мертвая голова! Эмблема СС лежала на полу в номере и саркастически улыбалась ему. Даже не улыбалась: смеялась. Пьер подобрал кокарду и стал разглядывать. Непонятно было: кто мог подложить ее в карман? Что это — вызов? Предупреждение? Как узнать?

За этот день он сильно устал. Завтра он собрался поговорить с отцом начистоту. Нельзя же просто так сбежать, а через пятнадцать лет объявиться: больно легко хочет отделаться. Так не бывает в таких делах: утерся и пошел. Пьер посмотрелся в зеркало над умывальником, проверить, как он выглядит, и нашел, что неважно. Он начал чистить зубы. Тут в дверь постучали.

— Кто там? — спросил Ле Биан.

— Это я, Шеналь, — ответили из за двери. — Я вам не помешаю?

Ле Биан поставил щетку в стакан с водой и открыл дверь.

— Нет-нет, что вы, ничуть! — ответил он. — Правда, я немного устал и собирался спать.

— Вот и правильно! Как не устать — с утра до вечера ездить по округе! Так, значит, надо вам дать набраться сил; вы извините, что я побеспокоил.

— Да нет же, помилуйте! — возразил Ле Биан. Он и вправду был рад отвлечься от своих мыслей. — Очень приятно вас видеть. Чему я обязан?

— Видите ли… — замялся Шеналь. — Даже не знаю, с чего начать. Наш край, знаете ли, не велик, разговоров много. А вы мне понравились, так что…

— Послушайте, в чем, собственно, дело? Говорите же толком, черт возьми!

— У меня есть приятель, папаша Кавайяк, у него гостиница в Мирпуа. Вы его, может, уже и здесь видали: маленький, лысый, всегда веселый такой. Словом, он мне сказал, что вы сегодня были в Мирпуа…

— Ну и что? — вдруг насупился Ле Биан. — Разве есть закон, который запрещает ездить в Мирпуа?

— Нет, конечно нет! Только он сказал, что видел вас с Морисом-красавчиком.

— Красавчиком?

— Ну, я не знаю, под каким именем он вам знаком, только у нас его зовут так: Морис-красавчик. Так вот что я вам хотел сказать: если это правда, вы с ним поосторожнее.

— Но почему же?

— У Мориса в наших краях дурная слава. Да мы думали, он сюда и вовсе не посмеет сунуться. Во время войны за ним много нехороших дел водилось: спекуляции антикварными вещами, и еще что похуже: отбирал добро у евреев, а взамен давал им фальшивые пропуска.

— Ка… как? — не поверил своим ушам Ле Биан.

— Да, знаете ли, в войну много таких было, что на легкие деньги зарились…

У Пьера голова пошла кругом. Отец — он считал его навеки пропавшим, а теперь собирался дать ему новый шанс. Какого рода это был человек? Пьер знал, что он трус и лжец. Но это одно, а дойти до того, чтобы зарабатывать деньги на чужой беде… чудовищно! Его даже затошнило от отвращения. Шеналь понял, что его клиенту сильно не по себе.

— Простите, пожалуйста, господин Ле Биан! И сам не рад, что вам это рассказал. Я не знал, что он для вас близкий человек. Принести вам что-нибудь? Арманьяка рюмочку? Очищенной?

— Нет, — глухо ответил Ле Биан. — Очень вам благодарен. Пожалуй, сейчас надо уже спать.

Шеналь смущенно вышел из комнаты. Историк сел на кровать и обхватил голову руками.

ГЛАВА 39

Эрвин Мюллер закончил чистить свой парабеллум. Он в последний раз провел рукавом по рукоятке и проверил в свете ночника, хорошо ли блестит револьвер. Револьвер он считал своим лучшим товарищем, единственным другом, который никогда не предавал и не обманывал ожиданий. Рукоятка блестела, как положено; Эрвин был доволен. Он потрогал спусковой крючок и подумал: давно уже пора снова нажать на него, да не шутя. Ему надоела вся эта комедия; полумеры он терпеть не мог. Он повиновался вот уже семь лет, потому что ему и в голову не приходило оспаривать приказы. Но после гибели Рейха был ли он обязан исполнять приказы прежнего начальства? Сам он был убежден, что да. Ему было ясно: чем больше остается в природе ненадежной стихии, тем менее обеспечена их собственная безопасность.