Катастрофа

Однако если бы она оглянулась, то увидела бы, что Ильмар ее и не замечает. Он шагает вслед за Эве, погруженный в собственные мысли. Он доволен, что может ступать вслед за кем-то, не думая, куда идти. Он не замечает ничего вокруг — перед его глазами все еще стоит тот серый многоугольник на фоне пламенеющего красного. Нет! Нельзя этот фильм снимать весной! Какая уж у нас весна: небо вечно серое, деревья голые, грязь. И на этом сером гроздья рябины, ягоды шиповника, клюква на болоте… Красное, желтое… Только не красные ягоды на сером, а наоборот — он заставит яркие краски охватить серое, но серое останется в центре — тоскующим пятном, вот так! Все его друзья утверждают, что хороший фильм невозможно снять, что снимать кино — все равно что продавать себя: не ты делаешь фильм, а сотни умников сваливают в кучу черт знает что. Пусть так! Но он все равно хочет попробовать. А может, если он сумеет схитрить и для виду станет прислушиваться ко всем советчикам, ко всем, с кем  н а д о  считаться, ему удастся хоть немного сделать так, как ему самому хочется? Удастся ввести в фильм какие-то свои чувства? Он не станет претендовать на многое, он начнет с малого и посмотрит, чего сможет достичь! Это должен быть оптимистичный рассказ, живой и яркий, полный ковров и пестрых свитеров, смеха, громких голосов и движения, но в нем должно остаться и серое пятно, почти неприметное… Пусть это будет плохо, пусть будет чушь, но если бы ему удалось осуществить задуманное, то он, по крайней мере, получил бы кучу денег! Деньги — это не так уж плохо! Хватило бы на машину и еще бы осталось, если фильм пустят на всесоюзный экран… Марту и Ильме машина просто необходима — трясись на трех автобусах, прежде чем до деревни доберешься! И Марту машина очень подошла бы — он такой внушительный и солидный… Вот это был бы подарок! Они, конечно, станут отказываться, но своих всегда можно уговорить. К тому же Малл права: если бы не Март, он бы никакого фильма и не сделал! Разве это не так? Хорошо, если он сам умеет отличить грабли от вил! Рита лопнет от зависти — у этих недотеп — и вдруг машина! Но Ильмар даже не пикнет, откуда взялись деньги. Ах, куда он дел полученный за фильм гонорар? Пропил! Разбазарил, раздарил женщинам! Рита так и так считает его пропащим человеком, уж она-то в это поверит! Да и к чему ему деньги — семьей обзаводиться он не собирается. Этого еще не хватало! Обременить свою жизнь какой-нибудь самодовольной клушей! И от чего только женщины такие? Нет, они не сознательные злодеи, как Яго или Мефистофель, женщины как жестокие дети, которые считаются только с собственными желаниями! Давай, мол, убирайся, потому что мне не нравится жить вместе с тобой! Ах куда? Так у тебя же есть какая-то конура? Чего ты лезешь сюда так бесцеремонно, неужто ты и правда не понимаешь, что  м н е  это не нравится?! И таковы они все… за редким исключением. И при этом достаточно интеллигентны. Да, любопытно, — крысы ведь тоже по-своему интеллигентны. Но он все же предпочел бы общество какого-нибудь другого животного. Ум — это не только КИ[5], так что человек с высоким КИ тем не менее может быть ограниченным… Да и что же это, как не ограниченность? Плюс непробиваемая, как у носорога, толстокожесть. Да, будь на месте его сестры какая-нибудь другая женщина, она бы только посмеялась над такими разговорами, и это было бы естественно! Черт возьми!

Ильмар делает несколько резких шагов и оказывается рядом с Эве; Эве удивленно поднимает голову и встречается со взглядом Ильмара, таким озлобленным, что она пугается, приходит в замешательство; глаза ее широко раскрываются, ресницы дрожат. И что за мир открывается Ильмару в этих глазах — в нежных рдеющих щеках, из-под светлых ресниц; тот самый бесконечно серый, вопрошающий, тревожный и грустный мир.

— Оо! До чего ж ты красивая! — говорит завороженный Ильмар и берет Эве за руку, но Эве вырывается и, опустив голову, ссутулив плечи, торопливо устремляется вперед.

Ильмар спешит за ней и говорит:

— Я даже не заметил, как здесь чудесно! И эта канава, все так здорово! Будто железная дорога! Я так люблю ходить вдоль железной дороги! У нее словно нет конца!

Эве замедляет шаг, так что Ильмар снова оказывается рядом с ней. И Эве вдруг снова чувствует себя раскованной и приветливо отвечает:

— А мне нравится идти по берегу реки, идти далеко-далеко!

26 Косуля

На небольшой лужайке, между заросшей канавой и кустарником, застыла настороженная косуля. Из зарослей доносится хруст ветки. Косуля пугается и высокими прыжками несется по лужайке, перемахивает через канаву, мелькнув белым задом. Март и Ильма стоят на опушке и смотрят вслед животному.

Март шепчет:

— Когда выслеживаешь зверя, не делай резких движений, поворачивайся медленно, вот так! — И Март спокойно поворачивает голову и окидывает взглядом лужайку.