Катастрофа

В концертном отделении с большим успехом выступали Ирина Энери, Ж. Турель, М. Гонич и А. Мозжухин.

За поздним временем И. А. Бунин не читал обещанного рассказа, извинившись в шутливой форме перед публикой, и затем благодарил собравшихся. Новой овацией по адресу виновника торжества чествование закончилось.

* * *

Всеобщее ликование продолжалось, летели вверх пробки шампанского, звучали тосты, тосты, тосты… Монастырская и нищенская жизнь в Грасе сменилась бесконечным праздником. Получив кредит от банка, Бунин сыпал налево и направо деньгами: откликался на всякую просьбу о помощи, как всегда излишне щедрыми были «пурбуары», давал на какие-то благотворительные цели.

Прямо в номер «Мажестика» явилась театрализованная группа просителей, одетых в черкески и при бутафорских (а может, и настоящих?) кинжалах. Самый старший, высоченный, с пуком усов на верхней губе, сделал шаг вперед и гаркнул:

— На восстановление царского престола в России!

Представление Бунину понравилось, и он дал сто франков.

Процессия, напоминавшая шествие драбантов из «Лоэнгрина», печатая по коврам шаг, красиво удалилась.

Другой раз, когда дверь в номер была закрыта, раздался такой громовой стук, что Бунин счел нужным спросить:

— Что нужно?

— Отворите, господин Бунин. Важнейший разговор!

— Я никого не принимаю и лежу в постели, ибо нездоров.

— Не стесняйтесь, мы не дамы.

Бунин приоткрыл дверь, увидал вполне пропитые уголовные морды своих соотечественников.

— В чем дело?

Главный уголовник держал под полой драного пальто что-то тяжелое. У Бунина мурашки пробежали по спине: он разглядел, что бандюга прячет топор.

Стал лихорадочно соображать: что делать?

Тем временем, икнув, визитер прохрипел:

— Дело в национальной гордости! Вот эту ценность, — он приоткрыл полу пальто, — вы должны приобрести, чтобы она не попала в руки кремлевских палачей.

— Что за ценность?

— Топор их императорского величества Петра Алексеевича. Его личная собственность с государственным сертификатом и приложением печати.

Бунин расхохотался:

— Понял! Это тот самый топор, которым Петр прорубил окно в Европу!

Насмеявшись вдосталь, добавил:

— Топор этот куплю в паре с чучелом Соловья-разбойника, которого прихлопнул Илья Муромец. А на опохмелку возьмите вот это…

Зажав в кулаке десятифранковую бумажку, визитеры удалились.

Далее — еще забавней. Газета «Нувель литерер» напечатала заметку, в которой говорилось о неслыханном благородстве: Бунин, дескать, заявил о своем решении разделить премию с Мережковским.

Бунин долго потешался над заметкой, но Галя дала вдруг трезвый совет:

— Почему бы, Иван Алексеевич, вам не сделать визит вежливости Мережковским?

— Согласен, короли должны быть великодушны.

И вот на следующее утро лауреат отправился к Мережковским. Далее воспроизвожу рассказ самого Бунина:

Пошел… (тут крепких три слова). Подхожу к дому, — нет мужества войти. Ведь я знаю, как Мережковский и Зина всю жизнь меня ненавидели. А ведь они люди страшные: еще могут на меня какую-нибудь хворь наслать со всей их чертовщиной… Полчаса вокруг дома ходил на ветру. Наконец, позвонил. Встретила меня Гиппиус. Лорнетка, прищуренные глаза, голос капризной кокетки:

— Что это вы, Иван Алексеевич, снизошли к нам с ваших олимпийских высот?

А я сдерживаюсь и так спокойно говорю:

— Никаких высот, Зинаида Николаевна, нет. Просто пришел вас и Дмитрия Сергеевича проведать.

Но она продолжала в том же тоне, пока я не попросил ее перестать. Тут вышел Мережковский, сунул на ходу руку и шмыгнул в угол, мрачнее тучи… Еле высидел положенные 30 минут и ушел. Выходит так, что я виноват: почему дали Нобелевскую премию мне, а не Мережковскому?

И с внезапным ожесточением:

— Больше никогда в этом доме ноги моей не будет!

Несколько дней спустя зашел Б.К. Зайцев. Бунин и ему рассказал о своем визите к Мережковскому. Борис Константинович, — узкое византийское лицо, тонкие, бескровные губы, — не улыбаясь:

— Мережковский у меня был. Вошел в комнату, оглянулся и, глухим голосом из подземелья, сказал: «Вам хорошо. Вы уже на дне. А мы только опускаемся!»

Вскоре Дмитрий Сергеевич продолжит свои подвиги, отправится к Муссолини в Рим…

3

Третьего декабря в 18 часов 15 минут с вокзала Гар дю Нор нобелевский лауреат отбыл в Стокгольм. Кроме Веры Николаевны (уже в манто от Солдатского!) и Цвибака после долгих сомнений Бунин взял Галю. (Как выяснилось, на свою голову!)

За окном мелькали таинственные огоньки полустанков.

В Гамбурге Бунин провел почти день. Крепкие парни в красивой черной форме, украшенной нарукавными свастиками, сновали по улицам.

Зашли в ресторан.

Ознакомившись с меню, Бунин сделал кислую мину:

— Хуже не бывает. Малая фашистам честь, коли нечего есть. Впрочем, что ждать от социалистов, даже если они «национальные».