Катастрофа

Что мы потеряли Максима Горького, который нас променял на Беломорский канал, на это мы тоже согласны.

Бог с ним! Пусть, в конце концов, впадает в море, и даже не возвращается.

Но потерять такого замечательного писателя, который смущал нас на заре нашей юности, как вы, господин Гамсун, на это мы ни в коем случае не согласны.

И с чувством обиды, которым заменяется в эмиграции чувство бляхи, мы вас спрашиваем:

За что страдали, за что боролись?

На кой черт мы стояли в очереди в уездных наших библиотеках и прямо выхватывали, друг у друга вырывали ваши замусоленные от употребления, но зато вполне загадочные по смыслу и по содержанию книжки, как, например, прославленная «Виктория» или общеизвестный «Пан»?

…Во имя чего надрывались и до потери сознания отбивали ладоши и хлопали Станиславскому и Качалову во всех четырех актах и антрактах вашей знаменитой пьесы «У врат царства», невзирая на борьбу с самодержавием и прочие неудобства?!

Зачем? Почему? Во имя чего?

Чтоб под конец жизни, вашей и нашей, вы нам испортили конец?

Чтоб одной бляхой погубили всю нашу молодость и библиотеку…

Эх, господин Кнут, господин Кнут! Прощайте навсегда.

ДОН-АМИНАДО

2

Прав был Муссолини: вечного мира не бывает.

Умирать в окопах или от бомбежек никто не хочет, но словно нечто дьявольское заставляет миллионы людей готовить очередную массовую бойню: ученые еще более совершенствуют орудия убийства, чтобы одной, скажем, бомбой можно было прихлопнуть несколько тысяч — а еще лучше миллионов! — детей, женщин, мужчин; геологи исследуют недра, чтобы на этом месте, где они найдут ценные руды или нефть, вскоре возникла их добыча — опять же для пользы будущей войны; строители, сами ютясь в бараках, воздвигнут просторные и светлые цеха, где будут изготовлять— такие же простые работяги, как сами строители — те самые, усовершенствованные учеными бомбы, танки, подводные лодки.

И когда одной из стран покажется, что она наделала больше других этих бомб, танков и подводных лодок, тогда по приказу главного начальника этого государства все это будет приведено в действие. Полководцы, верные обычаю не считать людские потери, будут посылать на заведомую гибель армии. Народ, оставшийся в тылу «ковать победу», будет подыхать с голоду, жены и матери будут голосить, получая с «передовой» траурные извещения с обязательной атрибутикой — «геройскипогиб».

Когда это взаимное убийство, наконец, закончится, то главного начальника, которого бы надо судить как безумного и кровожадного преступника, возведут в ранг едва ли не равный самому Богу.

* * *

На берегах Рейна мальчишки с удовольствием выкидывали вверх ручонки и пели вслед за отцами: «Германия, Германия превыше всего!»

Много веселых и задорных песен распевали на других берегах:

Ярко-красными огнями
Нам сияет новый час,
Слово Сталина меж нами,
Воля Сталина средь нас!

Детишки самого нежного возраста пищали тоже нечто наивно-агрессивное:

Возьмем винтовки новые,
На них — флажки,
И с песнями в стрелковые
Пойдем кружки!

Все и повсюду пели, подпевали, насвистывали… В воздухе веяло грозой.

РОЗОВЫЙ ЗАКАТ

1

Над Буниным гроза тоже разразилась, причем самым неожиданным образом.

Галина Кузнецова давно томилась в Грасе. Ее угнетала однообразная жизнь, пустые провинциальные будни, двусмысленность собственного положения. Когда-то у нее был муж, страстно ее любивший. Был пусть скудный, но свой быт, своя семья.

Но все круто изменилось августовским днем 1926 года…

* * *

Словно разморенная беспощадным южным солнцем, желто-зеленая волна лениво стелилась на золотой прибрежный песок и с тихим шорохом сползала обратно, оставляя после себя темную полосу. Небосвод пламенел багровым закатом, обещая душный вечер.