Как ей, подобно тысячам других россиянок на чужбине, удавалось сводить концы с концами, ведает один Господь.
Во всяком случае, Бунин всегда был сыт, имел чистую рубашку, приличный выходной костюм, и — это главное! — в своем доме, как за крепостной стеной, он мог спрятаться от невзгод жизни. Дома ему всегда было хорошо.
Однажды, уже после второй мировой войны, Ирина Одоевцева задала ему не совсем тактичный вопрос:
— Иван Алексеевич, а вы любите Веру Николаевну?
Бунин удивится и очень точно ответит:
— Любить Веру? Как это? Это все равно, что любить свою руку или ногу…
Он сроднился с Верой и почти не замечал ее присутствия.
Веру Николаевну весьма удручало то, что у Бунина не был формально расторжен первый брак. И вот наконец приспел развод. В начале июля 1922 года в мэрии они официально оформили свои отношения. (Церковное венчание будет лишь в ноябре.)
С цветами и шампанским «молодых» пришли поздравить самые близкие. Куприны, Гиппиус, Цетлины, Фондаминские и другие.
Мария Самойловна предложила новобрачным автомобиль. Они с ветерком (Бунин любил быструю езду в автомобиле) погоняли по Булонскому лесу.
Медовый месяц новобрачные провели в старинном городишке Амбуазе, который Луара разделяет пополам. На ее высоком берегу возвышается, словно театральная декорация, древний замок, в котором после охоты любил отдыхать Франциск I и где бывал сам Леонардо да Винчи.
Поселились в одном доме с Мережковскими. Вблизи те оказались скучны и неинтересны. Но если Гиппиус подкупала умом (пусть и язвительным), то у Дмитрия Сергеевича не было и этого. Были позерство, самоуверенность и качество, которое сильнее всего отталкивает от человека, — самовлюбленность.
Приходилось на всем экономить — даже кухарка появлялась лишь раз в неделю — мыть и убирать. Но Вера Николаевна была вполне счастлива — теперь на законном основании ее называли «мадам Бунина».
…Увы, пройдет четыре года, и чувства Веры Николаевны, ее характер и смирение подвергнутся тяжелому испытанию. В жизнь Ивана Алексеевича придет Галина Кузнецова, даже не придет — ворвется: моложе его более чем на тридцать лет, с бесконечным женским очарованием, веселая, талантливая — она писала стихи и прозу, считалась ученицей Бунина. Конечно, ханжи тогда же осудили эту любовь: «Ах, как это можно!»
Бедные, дорогие, обойденные судьбой и нежностью ханжи! Бесконечно был прав Бунин, говоривший:
— И в семьдесят лет любят столь же страстно, как и в семнадцать!
Такое случается и у людей заурядных, а великий Бунин обладал натурой столь страстной, что и у юношей бывает редко. Так будем же снисходительны к замечательному мастеру и удивительному человеку!
* * *
…Здесь же, в Амбуазе, Бунин пишет свое бесподобное, очень ностальгическое стихотворение:
Бунин пометил это стихотворение 25 июня, но это наверняка по старому стилю, ибо все свои стихи он датировал именно этим, старым стилем.
* * *
Это лето чудесным образом стало весьма плодотворным. Бунинская поэзия обогатилась такими шедеврами, как «Морфей», «Сириус», «Зачем пленяет старая могила…», «Душа навеки лишена…», «В полночный час…», «Мечты любви моей весенней», «Венеция», «Пантера» и другими. Но в этом золотом цикле с радостью выделяю знаменитое — «Петух на церковном кресте»:
Это стихотворение написано в Амбуазе 25 сентября, а пятью днями раньше Бунин сделал запись в дневник — и тоже о мгновенье жизни и о вечности: