Катастрофа на белой стороне

– Самолёт возьмём на прокат, а управлять я умею всем, кроме метлы. Метла – твой профиль! Одевайся!

За неимением другой одёжки, я натянула свой помятый костюм, туфли на каблуках…

– Да, экипировка у тебя! – оглядел меня Мишка, – Ладно, там у них есть спортивный магазинчик, маленький правда, но что-нибудь найдём.

Мы вышли из дома, солнце слепило глаза, пахло скошенной травой, душистым горошком и чуть-чуть конским навозом – обычный горный воздух, в общем. Ощущение нереальности происходящего, какой-то разматывающейся киноленты, виток за витком вовлекающей меня в ткань событий вопреки не только моей воле, но и общей логике моей жизни, всё больше заполняло моё внутреннее пространство. Поэтому даже не хотелось спрашивать, а только плыть по течению к назначенной мне когда-то цели….

Во дворе стоял на приколе мотоцикл.

– Узнаёшь, – улыбнулся Мишка, – я не предал свой любимый вид транспорта.

Я подошла к железному коню, сняла с сиденья шлем, покрутила в руках.

– Что же ты, одевай! Забыла?

– Сейчас вспомню.

Я не каталась на мотоцикле все прошедшие с Мишиного исчезновения годы, и не скажу, чтобы жалела об этом!

По ассоциации вспомнила о старшем сыне, Бориска любил свой «мотик», а мы всей семьёй всегда боялись за него. Я не видела сына всего 3 дня. Мне казалось, что прошло 3 месяца. Я не была уверена в скорой встрече.

И вот мы с Мишей мчимся по горной дороге на мотоцикле, мелькают ёлки, пахнет нагретой хвоей. Промелькнул маленький водопад, цветы на склонах, бубенчики коров. И серпантин, ниже и ниже в долину, наконец, вынес нас к огороженному полю. Несколько спортивных самолётов растопырили белые крылья. «Как гербарий из стрекоз», – подумала я.

– Пойдём со мной, оставь шлем, – Мишка снял меня с мотоцикла, и мы отправились внутрь небольшого ангара. Там он поздоровался с местными немчиками. Я отметила, что он никого из них лично не знает. Мне показалось это странным, если это его дом, и он любит летать. Но лишняя странность этого дня ничего не меняла, и я отправилась примерять лётную форму, которая состояла из серых брюк, похожих на обычные джинсы, но поплотнее, чёрной кожаной кепки и куртки-«косухи» с какими-то необычными карманами и бретелями. На мне всё застёгивалось и сидело очень хорошо. Брюки и куртка правильно подчёркивали все округлости, и местные парни уважительно подняли вверх большие пальцы рук в интернациональном жесте одобрения.

– Самолёт будет готов через час – сказал, вернувшись из ангара, Миша, – а сейчас предлагаю пойти на ручей и попробовать порыбачить, всё равно за полтора часа мы больше ничего не успеем.

Я согласилась. Ручей был метра 3 в ширину, но довольно глубокий и быстрый. Он бежал прямо за полем, ныряя между корней деревьев, камней и склонённых стволов. Мы присели на один из гостеприимных пней, Миша стал деловито раскрывать прихваченную в ангаре удочку.

– Мы с тобой заплатили за рыбалку, так что давай бросай! Будет нам обед из форели, ребята пожарят к нашему прилёту!

Он вдруг рассмеялся, как-то совсем по-юношески, и посмотрел на меня. Синь неба смешалось с синевой радужки, и мне показалось, что сейчас из-за сосен послышатся крики ребят.

– А помнишь корюшку? Всё бесплатно, и шаланду Гунтиса с парусами из старых занавесок, помнишь?

И я вдруг почувствовала запах жареной корюшки, увидела ребят у костра и старый дом моей бабушки за соснами, шум моря и крики чаек…

Видение плавало над ручьём перламутровой дымкой, а потом качнулось и улетело к вершинам гор.

Дело в том, что я, хотя и родилась в Москве от совершенно русской мамы, коренной москвички, но по папе я на половину латышка, и на вторую половину еврейка. Папина мама, моя любимая бабушка, урождённая Райская, вышла замуж по сумасшедшей любви за моего деда, латыша, красавца и известного инженера. После смерти деда моя бабушка так и осталась жить в их большом каменном доме «досоветской» постройки на Видзенском взморье, части побережья Балтийского моря, принадлежащей в то время Латвийской ССР, а после распада СССР Латвийскому государству. В этот дом я и приезжала каждое лето всё своё детство и юность, сначала с родителями, потом одна, позже с друзьями, ну а потом с супругом и детьми, когда уже не стало моей любимой бабушки.

Миша вспомнил про «шаланду Гунтиса», а шаланда эта, то есть довольно старая самодельная лодка с парусом, была верной спутницей наших юношеских плаваний по Балтийскому морю. Эта лодка принадлежала моему соседу, белобрысому латышскому парню по имени Гунтис. Мы на ней рыбачили, добирались до островов, просто болтались вместе в море….