Категории русской средневековой культуры

В своей ранней работе А.И. Клибанов дал несколько иной перевод текста. Приведем его полностью: «Душа (по своей природе) свободна. Ее оградой (чтобы свобода не превратилась в произвол) является вера. Учение веры дается пророком. Пророк-руководитель обнаруживается (как истинный) по способности чудотворения. Дар этот силен мудростью (а не сам по себе), В мудрости — сила. Фарисейство есть жительство, т.е. внешний устав жизни. Ему служит наукой (т.е. одухотворяет, наполняет внутренним содержанием) пророк. (Вот) наука, несущая блаженство человеку, с нею приходит страх Божий (т.е. постоянное памятование веры). Так вооружается душа» (Клибанов А.И. «Написание о грамоте» (Опыт исследования просветительско-реформациокного памятника конца XV — половины XVI века) // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1955. Вып. 3. С. 335).

Буквальные переводы «Лаодикийского послания» разрушают семантические «узлы», без которых понять текст вообще невозможно. Так, последнее слово первой строки послания находит свое объяснение во всей второй строке, а последнее слово второй строки — в семантике третьей строки, последнее слово третьей строки относится ко всей четвертой строке и т.д. Не случайно также, что произведение начинается и заканчивается одним и тем же словом — «душа».

Эти семантические «узлы» буквально не переводимы. При этом каждая строка отдельно считается абсолютно «понятной». Проблема возникает тогда, когда историк пытается обнаружить общий смысл. Соединение разрозненных — и порой не связанных между собой текстов строк — сопровождается в этом случае комментарием историка, который не понимает этого общего смысла, а значит, того, как семантически соединяются строки. Именно в этот момент и возникают существенные расхождения в интерпретации источника А между тем смысл произведения для современников не мог не быть понятным, ибо без подобной конвенциональности нет и самой средневековой литературы.

Итак, попробуем прочитать источник, опираясь на уже высказанные идеи.

Строка первая:

«Душе самовластна, заграда ей вера».

Ключевое слово, при помощи которого возможен смысловой переход ко второй строке, — вера (христианская). Центр «тяжести» комментариев перемешается обычно на слово «заграда», ибо пафос утверждения заключал в себе вполне ортодоксальную мысль об изначальном «самовластии» человека, которое Бог даровал сотворенному человеку.

Прочитаем строку последовательно. Первая ее часть не может вызывать особых дискуссий, ибо само утверждение богословски традиционно.

Нельзя согласиться с М. Таубе, сопрягающим утверждение о самовластной душе лишь с текстом «Тайной тайных», восходящим к арабскому оригиналу VIII-IX вв. В ХII-ХIII вв. Secretum Secretorium (так называли этот памятник в Западной Европе) был переведен аль-Харизи на еврейский язык, а в конце XV — начале XVI в. возник уже древнерусский текст как перевод с еврейского. Для М. Таубе важно показать связь «Лаодикийского послания» с еврейской литературой. Этот памятник под названием «Аристотелевых врат» был запрещен Стоглавом и определен как еретический[451].

А между тем тезис о том, что «душа самовластна», обосновывается, прежде всего, святоотеческой учительной традицией[452]. Согласно Иоанну Дамаскину, «Бог Своими руками творит человека и из видимой, и невидимой природы, как по Своему образу, так и подобию: тело образовав из земли, душу же, одаренную разумом и умом, дав ему посредством Своего вдуновения, что именно, конечно, мы и называем божественным образом; ибо выражение: по образу обозначает разумное и одаренное свободною волею; выражение же: по подобию обозначает подобие чрез добродетель, насколько это возможно (для человека)»[453].

Бог сотворил человека безгрешным по природе и независимым ни от кого, кроме Бога. Но безгрешность не значит, что человек был создан невосприимчивым ко греху (безгрешен только Бог), — совершение греха обусловливалось не природою человека, а его свободной волей, ибо «добродетель не есть что-либо, совершаемое по принуждению».