Возвращались с некоторым подъемом в душе, поскольку пришли к выводу, что Эль-Капитан нам вполне по зубам. Настроение, правда, подтачивал некий червячок. Был один пунктик: вечером нет такого солнца, камни остывают, и наши пробы не дают нем полного представления. Здесь, кстати, на лето вообще закрывают сезон. Подниматься сюда в это время можно только в порядке политического протеста — на предмет самосожжения. Описывая обстановку на Эль-Капитане, Алан Стэк имел в виду май или сентябрь. Американки ходят сюда в одних плавках, надевая на руки кожаные налокотники, на ноги — такие же наколенники.
Дома нас поджидал Майк Уорбертон. У Майка открытое, честное лицо, веселые глаза. Несмотря на юность, он независим в своих мнениях и твердо знает, чего хочет.
Сразу возник разговор о выборе маршрута. Еще до встречи с Майком мы пришли к согласию: выходим на «Нос». У американца наше решение восторга не вызвало.
— Откровенно говоря, — сказал он, — мне не очень хотелось бы подниматься этим путем. Я уже был здесь. А на такие маршруты дважды не ходят. Но в конце концов я готов пренебречь своими интересами. Вы — гости. Только с одним условием: состав группы не должен превышать трех человек.
— Это невозможно, — ответил Онищенко. — Здесь собрались сильнейшие альпинисты Союза. Никто из нас не хочет и не должен попасть в положение мальчика, которого не взяли с собой. На восхождение не претендует только мистер Абалаков. Он сюда приехал с другой целью: показать свои конструкции — закладки, крючья и прочие приспособления. Но чем вызвано такое ограничение?
— Каждый человек — это время на маршруте. Трое веревку пройдут, скажем, за два часа, а шестеро — в полтора раза дольше. Каждый лишний человек — это лишняя вода. А грузы здесь приходится вытягивать на веревке, с рюкзаком много не наработаешь. Каждый лишний человек — это лишняя вероятность заболеваний...
— На «Салафе» разве будет по-другому? — спросил Гракович.
— «Салафе» все-таки проще. Там может взаимедействовать двойка и тройка. Двойка наверху обрабатывает участок, тройка внизу вытягивает грузы.
— Но все равно кто-то один должен остаться, — нахмурился Толя, — вместе с тобой нас шестеро.
— Я не понимаю такой солидарности. Такая солидарность необходима наверху, а здесь нужна другая. Каждый должен понимать ситуацию и ради общего успеха пойти на какие-то жертвы. Почему обязательно все должны побывать на вершине? Я слышал об этой вашей традиции... Если поднимется даже один, то все равно это успех всей группы и заслуга всей группы.
Было не по себе оттого, что этот мальчик читает нам нравоучения. Но если не в целом, то в частности он прав. Группа должна оставить вымпел на Эль-Капитане. Это самое главное.
— Давайте пойдем на «Нос», — продолжал он. — Я предлагаю такой состав: мистер Шатаев, мистер Гракович и я.
Могу лишь догадываться, почему Майк отдал предпочтение нам. Он, видимо, знал о моей должности и, заметив, что друзья часто интересуются моим мнением, решил, будто я руковожу группой. К тому же в начале нашего визита в американской печати допустили ошибку — сочли меня за руководителя. Граковича он избрал как моего напарника по связке. Уорбертон считал, что никого не обидит, если назовет руководителя и его партнера. Все это поняли, и всем пришлась по душе деликатность этого паренька. Я не мог удержаться от улыбки.
— Спасибо, Майк! — ответил я. — Но дело в том, что я не считаю себя здесь лучшим альпинистом. Здесь есть мастера посильнее. По части скалолазания лидер у нас Сережа Бершов. Думаю, что следует остановиться все же на «Салафе». Пойдут пять человек. Я от восхождения отказываюсь. Не потому, что приношу себя в жертву, — просто не совсем хорошо себя чувствую.
Я вышел подышать свежим воздухом. Долго смотрел на стену, от подножия до верха залитую лунным светом, и ощущал в себе здоровое беспокойство, напруженность скакуна перед стартом. Казалось, дай себе волю, и впрямь побегу на вершину. Это хороший признак — значит, работа пошла бы легко, споро. Однако я не имел права рисковать успехом всей группы. А если наверху на меня снова «найдет»? Я не забывал этого мучительного чувства. Обычно эмоции, пережитые в горах, внизу быстро стираются в памяти, но эти запомнились прочно. Если есть хоть шанс на их повторение, то при сложившейся ситуации лучше сидеть дома.
Рано утром отправились к стене. Онищенко, Гракович, Бершов, Непомнящий и Уорбертон с тощими, но тяжелыми рюкзаками — много железа, вода в канистрах, лапшой нарезанная морковка да кое-какие сухофрукты. Больше ничего не возьмешь — все портится, как в термостате. За ними плетемся мы с Абалаковым. Я впервые иду к маршруту как наблюдатель. Но все впустую. Маршрут занят. На «Салафе» работает четверка. Слева от него — двойка. Весь день ломали голову: как обойти эту компанию. Все упирается в вопросы такта, этики.