Катья

Джонни улыбнулся и, подождав, пока смех затихнет, обьяснил:

– Я имел в виду, что Ди-ди обещал кое-что узнать для меня...

– Как тебя зовут? – спросил щуплый латиноамериканец в коричневой широкополой шляпе.

– Джонни...

– Джони-коп? – улыбнулся латиноамериканец. – Слышал о тебе, слышал.

– Бывший, – поправил его Джонни.

– Конечно, бывший! Если бы ты все еще служил, боюсь, мы разговаривали бы с тобой по-другому...

Все одобрительно улыбнулись.

– Ди-ди здесь? – настойчиво переспросил Джонни.

– Ди-ди занят. Расслабься. Эта конфетка с тобой? – снова вступил в разговор щуплый. Он бросал слова медленно и значительно, как будто за ними скрывался глубокий смысл.

Джонни мельком взглянул на меня и кивнул.

– Это у нее пропал брат? – заинтересованно оглядев меня с ног до головы, спросил латиноамериканец.

– Да, семнадцатилетний пацан.

– Если Ди-ди взялся найти кого-то, он это сделает, даже если тот отправился на Луну, – латиноамериканец улыбнулся и подмигнул мне. – Он знает, что ты придешь?

– Да, мы договорились на семь.

– Ди-ди редко опаздывает. Ди-ди может только задержаться по делу. Отдыхай.

Мне пришлось опереться на руку Джонни, потому что от внезапно накатившего волнения ноги ослабели. Неужели всемогущему Ди-ди удалось найти Дэвида?! Мне казалось, что латиноамериканец смотрел на меня так, будто хотел сказать: твой мальчик нашелся, с ним все в порядке!

Джонни посадил меня за столик у стены и ненадолго вернулся к бару.

– Это коньяк, выпей, легче станет – сказал он, поставив передо мной бокал. Он сделал глоток из высокого запотевшего стакана с газированной водой, в котором плавала корочка лимона, оглянулся вокруг и сел напротив.

– Джонни, ты думаешь, Ди-ди его нашел? – опасаясь собственного голоса, который мог бы спугнуть удачу, спросила я.

– Вполне возможно, – коротко бросил он и улыбнулся. – Все будет в порядке, ты должна верить в это.

– Если что-то и будет в порядке, то только благодаря тебе, – искренне выдохнула я.

Этот чернокожий великан за последние два дня стал для меня самым близким и дорогим человеком. Его заботливость умиляла и трогала до слез, я пыталась выпытать у него, зачем он возится со мной, но в ответ слышала только шутки типа: «Хоть один белый человек должен хорошо думать о черных, я решил – пусть это будешь ты!»

Мне никогда до этого не приходилось так близко общаться с афроамериканцами. К своему удивлению, я обнаружила, что мне с Джонни легко, намного легче, чем, скажем, с моими белыми соседями в Бостоне. У него было прекрасное чувство юмора, он искренне радовался каждой, даже сомнительной, шутке, с готовностью откликался на любое предложение, сначала соглашаясь, и только после некоторого размышления, если оно ему не подходило по каким-то причинам, отказывался от него. К окружающему миру он относился с детской радостью и восхищением. Единственный вопрос, которого не стоило касаться, и я это поняла сразу, это отношения между черными и белыми. Здесь Джонни терял чувство юмора, и глаза его начинали злобно сверкать.

Еще одна деталь уничтожила между нами барьер и странным образом сроднила меня с ним: он не видел во мне женщину. То есть видел, но ни разу не проявлял мужской ко мне интерес. А может, у него и не было такого интереса. Он понимал, что я переживаю, знал, что нуждаюсь в нем, что без его помощи, возможно, пропаду и так далее, но у него ни разу не было ни одной попытки сблизиться более, чем того допускали наши с ним дружеские отношения. Я могла спокойно уснуть в его обьятиях, в одной с ним постели, и быть уверенной, что ничего, кроме братской нежности, от него не получу.

В то утро, когда я проснулась в его квартире, я пообещала ему заплатить десять тысяч долларов, если он найдет Дэвида. Он, помню, в момент предложения как раз подносил вилку с омлетом ко рту. Джонни перевел на меня глаза, замер на какой-то миг и затем серьезно сказал:

– За такие деньги я найду тебе иголку на дне Гудзона, которую ты уронила десять лет назад.

Я рассмеялась. Он спросил:

– У тебя действительно есть такие деньги?

– Да. И ты получишь их, в тот момент, когда я увижу моего брата...

– Живым или...

– Заткнись! Я знаю, что он жив! С ним ничего не должно произойти! Судьба не может быть ко мне так несправедлива! – закричала я и выскочила из-за стола. – Не смей даже предполагать такое!

Джонни подошел ко мне, обнял за плечи:

– Ты права. Конечно, он жив. Что может произойти с семнадцатилетним мальчишкой?! Не думаю, что ему выпала несчастливая карта...

– Ты полагаешь, он проигрался в карты?

– Вполне возможно... – Джонни развернул меня, чуть подтолкнул к столу и бережно усадил. – У меня есть кое-какие знакомые. Мы закончим с тобой завтрак и пойдем на разведку. Не беспокойся, мы его обязательно найдем...

Целый день мы колесили по улицам, останавливаясь у разных заведений. Джонни оставлял меня в машине, а сам на какое-то время исчезал, затем возвращался, и мы снова ехали. Наконец, часа через четыре, он вышел из очередного захудалого ланченета, сел в машину и, бодро потирая руки, сказал:

– Думаю, что сегодня вечером кое-что прояснится.