Катья

Когда минут сорок назад меня ввели сюда, сняв в коридоре наручники, первым, кого я увидела, был Ларри. Он сидел во втором ряду один. Прямой, высохший, бледный, покрасневшие глаза, направленные на меня, полны боли и ненависти. Я хорошо знала мужа, чтобы понимать, как он сейчас потерян и несчастен. В сложные моменты, когда надо было принять серьезное решение, Ларри, всегда осторожный в мелочах, терялся и слабел. Последние восемь лет я служила ему своего рода костылем, на который можно было опереться. Но теперь он один, и мне стало жаль его. Тем более что ранее жизнь не очень его утруждала событиями подобного рода. О таких делах мой дорогой американский муж привык слышать с экрана телевизора, но чтобы с ним произошло нечто подобное – в это он никак не мог поверить.

За Ларри, напряженно вытянувшись, сидела женщина, которую я вначале не узнала, но лицо ее мне показалось знакомым. Через какое-то время я вспомнила: это сестра Стива! У нее были такие же глубокие светлые глаза с густыми темными бровями и узкий длинный рот. Вспомнив, кто она, я снова оглянулась на нее. Валери с холодной ненавистью посмотрела на меня, ее губы шевельнулись, и она что-то сказала, но что – я не разобрала. С ней рядом сидели еще несколько мужчин, было понятно, что все они вместе, но я их не знала.

– Она знакомится с делом, – шепнул мне мой адвокат, Альберт Вайс.

– Кто? – не поняла я. – Валери?

– Какая Валери? – удивился Альберт.

– Сестра Стива...

– Да нет, судья О’Брайан! – недовольно зашептал он. – Это ее тактика: помучить полчаса, как будто она освежает в памяти дело. Я настаиваю на том, чтобы дело рассматривали здесь, в Нью-Йорке, а бостонская полиция требует слушания там. Но поскольку...

Он остановился и вопросительно посмотрел на судью, которая вдруг подняла голову и окинула зал взглядом. Не найдя, что искала, она продолжила чтение. Альберт замолчал, решив не дразнить строгую судью, тем более что об этих юридических разборках он мне рассказывал уже не один раз.

Альберт Вайс был очень известный адвокат, он и еще несколько его партнеров возглавляли одну из самых крупных юридических фирм Америки. Его мне нанял Валентин. Сам он за эти три дня ни разу не появился у меня в тюрьме, хотя я ему звонила и умоляла приехать. Вместо этого он нанял лучших адвокатов и пообещал, что даст денег для освобождения до суда под залог, сколько бы это ни стоило.

Шестидесятилетний Альберт Вайс производил впечатление ухоженного, довольного жизнью и собой эстета. А если быть точнее, заработанные выигранными или проигранными, не имело особого значения, процессами гигантские деньги он тратил на себя с толком и вкусом. Ал, как он попросил с самого начала называть себя, был невысокого роста, поджарый, с мягкой улыбкой и темными еврейскими глазами на загорелом лице. Его старомодная галантность поначалу раздражала меня, казалась насмешкой в мерзкой манхэттенской тюрьме предварительного заключения, но потом я поняла, что этот холеный, неторопливый человек находился на таком уровне своей эксклюзивной жизни, что иначе не мог. Его уже давно не волновали мелкие житейские проблемы, он просто о них не знал, или забыл, если и знал раньше.

Ал жил в мире с собой и с окружающими, летал на собственном самолете в Атлантик Сити или Лас-Вегас поиграть с приятелями в казино. Отдыхал где-нибудь на островах в Карибском море с молоденькими женщинами-адвокатами, для которых знакомство с знаменитым Вайсом могло решить их дальнейшую карьеру. Но последнее время он все чаще проводил вечера в огромном доме на Лонг-Айленде со своей супругой, родившей ему троих детей, которых он очень любил.

Я читала о его громких делах по защите кинозвед, знаменитых спортсменов или музыкантов. Благодаря своей славе адвоката, который чаще выигрывает, чем проигрывает, он постоянно был в центре скандалов, о которых писали все газеты и за развитием которых следили ведущие телекамеры страны. Он был умен, осторожен и влиятелен.

Мне повезло, что такой знаменитый адвокат лично занялся моим делом, так мне сказал Валентин, и я должна быть в абсолютном его подчинении. Не знаю, предполагалось ли, что я буду отвечать на томные призывные взгляды, которые он часто бросал на меня, без особого стеснения разглядывая мою грудь, бедра, ноги. Но, честно говоря, меня это мало занимало. Мне было все равно, что со мной будет.

Я чувствовала усталость и полное безразличие к происходящему. Меня обвиняли в заговоре с целью убийства и преднамеренном убийстве Стива Амбросио, и за это мне грозило более 20 лет тюрьмы. В мои возражения, что я его не убивала, никто, кроме моего адвоката, не верил, да и то только потому, что ему платили. Дэвид, насколько я знала, все еще находился в коме, и ждать от него помощи не приходилось, да я и не уверена, что он бы мне ее оказал, если бы пришел в себя. Садиться в тюрьму никому не хочется.