– Я рассчитываю на все... что смогу сделать, чтобы ты меня простил...
– Мне не за что тебя прощать, – нетерпеливо прервал он меня. – Хорошо, я останусь, но ненадолго, у меня нет времени!
Он тут же отвернулся, встал и прошелся по комнате. Я вышла. Это все, что мне было нужно: остаться с ним хотя бы на пять минут наедине. Я была уверена, что при правильном разговоре пара минут растянется на несколько часов. Но уже в спальне...
Все произошло так, как я и рассчитывала. Он выслушал мои обьяснения, судя по всему, не очень им поверил, но не спорил, а просто сказал: «Дура ты, Катерина! Я думал, что ты умная, а ты, как все бабы – передком думаешь! Могла бы быть осторожнее и заметить, что за тобой следит сын мужа!»
После этого три дня мы спали вместе, разговоров о случившемся он не возобновлял и в постели по-прежнему был дурашлив и нежен. А я так и не могла ему рассказать всю правду.
– Тебе звонят, – в спальню без стука вошел один из «мальчиков» Валентина, белобрысый тощий Серега. В руках он держал телефон. Я удивилась, на часах уже было около десяти вечера.
– Кто это?
– Не знаю, по-английски кто-то...
Я взяла трубку, чувствуя, что у меня дрожит рука.
– Алло!
– Кэтрин? – я сразу узнала ее голос, это была Миа. – Дэвид хочет видеть тебя...
– Он пришел в себя?! – вскрикнула я.
– Да, еще вчера утром... – Она замолчала, затем торопливо продолжила: – Он просит, чтобы ты пришла к нему. Сейчас.
– Когда? – не поверила я.
– Ты можешь прямо сейчас? Я еще здесь, в больнице, и он сказал, что хочет, чтобы ты пришла...
– Как он?
– Очень слаб... Врачи боялись, что чем дольше он без сознания, тем больше шансов, что он проснется овощем, но он все прекрасно соображает. Двигаться пока не может, но все помнит... и меня сразу вспомнил, и... опять сказал, что любит меня. Я ему все рассказала...
– Что рассказала? – задыхаясь от волнения, спросила я.
– Ну про то, что было, – удивилась девчонка. – Что он уже две недели без сознания, что я к нему приходила. И про суд... И он сказал, что хочет тебя видеть! Так ты можешь приехать? Сейчас. Потому что его отец здесь весь день проводит и завтра с утра опять появится. Он хотел, чтобы ты пришла, когда его нет...
– Да, конечно, я немедленно приеду. Только оденусь и поеду!
Я отключила телефон и наткнулась на взгляд так и продолжавшего стоять в спальне Сереги.
– Извини, мне надо переодеться, – сказала я ему. – Валька здесь?
– Нет, сказал, будет после двенадцати, – невозмутимый Серега не двигался с места.
Я набрала номер Валентина. Он ответил не сразу.
– Да?
– Валька, Дэвид пришел в себя! – давая выход возбуждению, закричала я в трубку.
– Я знаю... – глухо сказал он. – А кто тебе сказал?
– Только сейчас позвонила эта китаянка, ну девчонка, с которой он был. А почему ты мне не сказал, что он пришел в себя?
– Занят был. Да и какое это имеет значение? – слегка раздражаясь, ответил он.
– Как какое? Он же может подтвердить, что я не убивала, что это он...
– Катерина, ну почему ты такая наивная? Тебе сколько лет? Подумай, каким надо быть идиотом, чтобы на себя тащить убийство? Где ты таких героев видела? Даже не надейся, что он тебе поможет...
– Валечка, дорогой, прошу тебя, скажи своим... отморозкам, чтобы они меня выпустили, – взмолилась я, решив не обострять сейчас ситуацию. – Я хочу немедленно поехать в больницу!
– Зачем? Катерина... – угрожающе начал он.
– Валечка, но это мой шанс! Он ведь сам хочет со мной встретиться, поэтому девчонка и позвонила. Он сам попросил! А я постараюсь его убедить... Ну пожалуйста! Валечка, хороший мой, поверь, я ничего не буду делать, я только с ним поговорю, я только попробую его убедить... Если я этого не сделаю, всегда буду думать, что упустила...
– Он сам тебя просил прийти? – прервал он мой плач.
– Да, сам, и это хороший знак! Я его знаю, он...
– Подожди, не части! Я наберу Ала, спрошу его, не клади трубку, я тебе сейчас отвечу...
Стало тихо, я закрыла глаза и запретила себе дышать.
Сколько прошло времени, сказать трудно, но наконец трубка ожила:
– Ты, Катерина, всегда была кузнецом своего счастья, и если летишь в яму с говном, тебя никто не сможет остановить. Хорошо, езжай, только сама поменьше говори. Разведай, что он будет говорить, как выкручиваться... Это очень для тебя важно.
– Что Ал сказал?
– Я не смог до него добраться, телефон не отвечает. Дрыхнит, старый пень!
Через сорок минут я уже шла по больничному коридору, не очень разбирая дорогу. Как всегда, магически сработала зеленая бумажка в сто долларов, и строгий запрет не впускать посетителей после восьми часов вечера меня не касался.
Дверь в палату к Дэвиду была приоткрыта, и я тихо вошла. То, что я увидела, вначале несколько озадачило меня. На кровати лежало нечто бесформенное, и вместо лица Дэвида чернела какая-то то ли тряпка, то ли бумага. Рассмотреть было трудно еще и потому, что в палате горел только ночник и свет от него был очень слабый.