Катя

Назавтра видела Любу только мельком, в коридоре. Она вникала в работу, и ей было далеко не до меня. Через день ко мне зашел Борисов. Он был совсем на нервах.

— Чаю нальете?

— С пирожками?

— Если можно.

— Конечно, можно, Сашенька. Мама вчера пекла с повидлом. Мой Саша тоже любит. Вот она и старается!

Он поглощал пирожки один за другим. В кабинет заглянул Рома, но сразу ретировался, увидев Борисова. Саша же позвал его.

— Заходите, Роман Владимирович, вы по делу, а я нервы у тещи успокаиваю.

Рома рассмеялся и зашел. Я ему тоже налила чай.

— Люба у министра, — проговорил задумчиво Саша.

— Одна? — удивился Рома.

— Да, она так решила. Позвонила ему вчера напрямую и договорилась о встрече. Я слышал, как она договаривалась, так у меня было впечатление, что это она министр, а не он.

Он восторженно рассмеялся, мы с Ромой тоже. Я ощущала ту бурю, которая творилась в его душе. Хотелось обнять его, прижать к себе и успокоить, как маленького ребенка. Хотелось помочь. Вот прямо до безумия хотелось помочь и поддержать.

— Саша, я могу что-то сделать?

— Нет, что вы можете… За пирожки спасибо. Пойду, скоро Люба подойдет.

Люба действительно подошла, рассказала о разговоре с министром. Но результата-то все не было.

Сегодня с утра после планерки в отделении появились несколько посторонних человек. Я возмутилась, вот только лишней инфекции мне не хватало. Но выяснилось, что трогать их нельзя, они опрос какой-то проводят. Я вникать не стала. После обхода пошла на плановое кесарево. Затем в реанимацию, потом в консультативное отделение. Когда вернулась к себе, то увидела женщину, которая поджидала меня у кабинета.

— Екатерина Семеновна? — раздраженно спросила она.

— Да, я, а что?

— Да я вас уже полчаса жду.

— И?

— Мне надо вас интервьюировать.

— А мне не надо. У меня ваше интервьюирование не входит в служебные обязанности. И являться по вашему первому требованию я вовсе не обязана. Так что я займусь, пожалуй, своей работой.

— Я из министерства, между прочим.

— А я людей лечу. И мне все равно, откуда вы. Вам нужно, так созвонитесь, договоритесь о встрече, и я уделю вам время, если у меня не будет других, более важных дел.

— Вы думаете, ваш покойный муж сохранит за вами работу при новом руководстве? Его нет, и защиты у вас нет, а от меня сейчас зависит ваша судьба. Вы же откровенно хамите.

Я просто взбесилась.

— Если вы сейчас же не покинете мое отделение, я вызову охрану.

На горизонте показался Рома. Вернее, не на горизонте, а на выходе из пятой палаты. Увидев меня с этой дамой, он поспешил к нам.

— Екатерина Семеновна, простите, — начал он официально, но сбился и перешел на обычное обращение. — Я понимаю, что тебе неприятно, Катя, но они проводят опрос и ответить в наших с тобой интересах. Может, уже министерство примет решение, мы ведь тоже ждем этого решения. Катя, часть этого института принадлежит твоему сыну, наследнику своего отца. Твоего мужа, Катя. Ты должна. Попытайся, соберись. — У меня просто подкашивались ноги, на глаза навернулись слезы и вся моя напускная броня пропала и осталась лишь больная кровоточащая душа. А Рома продолжал, уже обращаясь к этой женщине: — А вы попробуйте быть корректной. Поймите, насколько ей тяжело…

И женщина стала женщиной, а не фурией, которая находилась возле моего кабинета и ждала меня, чтобы съесть.

Мы прошли в комнату и расположились на диване. Рома налил чай, поставил конфеты. Мы говорили ни о чем, просто про жизнь. Она видела моего мужа в министерстве, даже не говорила с ним, и никак себе и представить не могла, что у него, то есть у нас с ним, четырнадцатилетний сын. У нее тоже сын, двадцати пяти лет. Ее глаза потеплели и засияли гордостью за сына. Она, как мать, могла говорить о нем хоть часами. Я ее слушала и понимала, что у нас с ней общего гораздо больше, чем разногласий. А она рассказывала, что у нее внук должен родиться. Сноха беременная. Рома тут же сообщил, что лучше меня никто роды не принимает. Даже его жена уже двоих у меня родила. Так, постепенно, мы перешли на тему малышни. И я с упоением стала рассказывать про внука и внучку. Про то, какая Мариша у нас красавица, а Валерочка умница и весельчак. Про то, как он на фортепьяно играет, я вот не играю совсем, но слух у меня хороший и я слышу, что у него талант.

— Екатерина Семеновна, внуки откуда? У вас же сын маленький! — она не могла скрыть своего удивления.

— Так у меня еще дочь, пусть его дочь, но внуки-то родные, да и Любу я люблю больше жизни.

— Любу? И вы не ревнуете, что контрольный пакет он оставил своей дочери, а не вашему сыну?

— Ревную? С чего? Я горжусь ею! И больше всего желаю, чтобы директором был ее муж — профессор Борисов. Я и его знаю с шестнадцати лет, он санитаром у нас работал, и как мой муж его любил, тоже знаю. Он его готовил себе на смену и директором хотел видеть именно его, и никого другого. Так почему я должна думать по-другому?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А характер? Я слышала, что у него очень сложный характер.