— Поделиться информацией. Дать вам понять, что вы такое же никто для него, как и я.
— Уходите.
— Выслушайте, и я уйду навсегда из вашей жизни.
— Хорошо, говорите и уходите. Только не думайте, что это что-то изменит в наших отношениях с Митей.
— Митей! Интересно, он никогда не позволял называть его так. Только Дмитрий Алексеевич. Так вот слушайте: я была знакома с его женой — Вероникой. Ника, ее так все звали. Она много натерпелась от него, и сцены ревности, она была очень красивой женщиной, и его пьянки, и отсутствие дома месяцами, и куча его любовниц, так, мимолетных и задерживающихся на некоторое время. А потом онкология, и ее не стало. Все произошло очень быстро, каких-то пара месяцев. Ему понадобилась няня. Ведь Оля оставалась одна. Вот он меня и нанял. Сначала следить за дочерью, уроки с ней сделать, накормить, потом и его накормить, а потом и для удовлетворения его самого. И я влюбилась. Была для него всем, ну, я так думала. Он меня в свой круг ввел, мы вместе на людях появляться стали, я его после гостей на себе пьяного домой тащила. И так много лет, много, понимаете? Молодость прошла, да и зрелость тоже. А потом его в Москву перевели. Я собираться стала, думала же, куда он, туда и я. А он пришел, ключи мне дал от квартиры. Он за все мои заслуги квартиру мне купил… И все, и уехал… А я осталась. Ни с чем. Ни семьи, ни жизни. Ведь, как отрезало. Он мне звонить даже запретил. Я только Оле звонила. На свадьбу ее приезжала. Ничего не скажу, пригласили. Так что, вот с кем живете, Екатерина Семеновна.
— Все?
— Все! А разве мало?
— Мы договаривались, что вы выскажетесь и уйдете навсегда. Идите.
Она подходила к двери, когда та распахнулась, и передо мной возникли мой сын и Митя за ним следом.
Я обняла Сашеньку.
— Мама! Ну не плачь только! Или не рада?
— Господи, мальчик мой! Какими судьбами?
— Во! Дядя Митя, мальчик. Мамуль, я на все лето. Я так подумал, что Люба родит, так ей помочь надо, это ж четвертый ребенок, а ты уедешь. Нехорошо. А так мы с тобой вместе сестричке и поможем.
— А работа? Сашенька, ты же говорил…
— Работа не волк, мамуль. Я тут сделаю, на этой базе. Думаю, Саша мне не откажет. Так, все быстро пошли, а вы, женщина, что?
— Она уходит, Сашенька. Митя, не беспокойся, все нормально, она уже уходит — навсегда.
Часть 48
С работы мы пошли к Любе. Как она была рада, даже и не расскажешь словами. Все-таки замечательные у меня дети. И их дружбе я только радуюсь.
Валерка чуть перерос моего мальчика, но висел у него на шее, Сережа прижимался сбоку, а Марина залезла на руки и не слезала весь вечер.
Я вспомнила все мои страхи, которые одолевали меня, беременную Сашенькой. Боже мой! Что я могла натворить тогда, лишить моего сына семьи? А так, вот то, чего так хотелось для моего мальчика.
Домой вернулись к полуночи. Я постелила Саше в его комнате, да и мы с Митей легли.
— Катюша, я должен тебе объяснить…
— Что, Митя? Подожди, не перебивай. Она была хорошей няней и нравилась Оле. Ты боялся привести в дом другую женщину и решил попробовать с ней, уверяя себя, что стерпится-слюбится, но не стерпелось и не слюбилось. Ведь так? Именно это ты хочешь мне объяснить?
— Катя, я не мог больше. Она была мне даже не безразлична, а неприятна. Оля выросла. Они общаются и дружат до сих пор. Я тогда объяснил дочери все, и она поняла. Я поступил нехорошо, но сердцу не прикажешь, она надеялась, я не оправдал ее надежд.
— Я поняла, Митя, и не осуждаю. Но учти, я своего не отдам.
Он притянул меня к себе.
Следующий день выдался тяжелым. Я сделала кесарево Любе, мальчик получился чудный, и с ним все было хорошо. А вот дальше все пошло не так. В результате я удалила матку тридцатитрехлетней женщине.
Я сама была в шоке. Я анализировала ход операции снова и снова. Но ни понять, ни что-то изменить уже не могла.
Я пила кофе в своем кабинете. Видеть никого не хотелось. А в голове крутилось: «Он не простит!» Да, он не простит, хотя прощу ли я сама себя? А следующей мыслью было — за что же прощать, я все сделала правильно. Так почему же так мерзко на душе? Почему чувство вины не отступает, а захлестывает все с новой и новой силой? Я была обессиленной и разбитой. А надо встать, пойти в реанимацию и быть с ней, пока она не отойдет от наркоза.
И я бы пошла, но там точно ОН. Боже, с каких пор я его боюсь? Я нигде не накосячила, но объясняться мне с ним все равно придется. И сделала я все только с его разрешения. Он владел ситуацией, хотя, если бы даже он запретил, я бы все равно сделала то же самое.
Я допивала третью чашку кофе. У меня уже тахикардия, пора остановиться. Все равно, как бы я ни тянула, сейчас встану и пойду в реанимацию.
Я вошла в палату реанимации, а он даже не повернулся, так и сидел рядом с ней, и держал ее руку в своих.
Я остановилась. Закрыла глаза и вдохнула, потом выдохнула.
— Саша, она просыпалась?
Он повернулся ко мне.
— Да, ненадолго. Но ее загрузили, пусть отдыхает.
— Сам как?
— А вы?
— Лучше не говорить.
— По крайней мере не здесь.