Катя (СИ)

Сажусь есть. На ужин подали рисовую кашу на молоке, она оказалась на удивление вкусной. Хотя бы кормят тут не помоями. Мне нужно продержаться совсем немного. Рита узнает, что со мной что-то случилось и позвонит отцу. Я уверена, тот бросит все дела и примчится меня спасать.

После еды занимаюсь тем, что читаю толстые газеты пятилетней давности. Хочется отвлечься от дурных мыслей, не получается. Строчки плывут перед глазами. От напряжения начинает болеть голова. Откидываю газету на подоконник, где лежат остальные. Потом скручиваюсь в позу эмбриона и тихо плачу. Хоть бы Кир поднял волну из-за того, что я не приехала к нему. Его отец имеет определённый вес в городе, и если Кирилл хорошо попросит, меня отсюда вытащат.

Я не заметила, как уснула, а утром разбудил грохот. В палату зашёл мужик в синей униформе, но не тот, что вчера. Очередной медбрат, более молодой и щуплый, с некрасивой отталкивающей внешностью. Он мазнул по мне безразличным взглядом, поставил на тумбочку тарелку и кружку, потом вынул из кармана стаканчик с таблетками. Мне повезло, медбрат их просто оставил на столе и ушёл, забрав грязную посуду с собой.

Меня снова заперли. Это уже не столь важно. Главное — уничтожить таблетки. Смываю их в унитаз, потом умываюсь и спокойно сажусь есть. На этот раз гречневая каша и сосиска украшают дно моей железной посуды. Из кружки вкусно пахнет какао. Разумеется, в таком заведении кофе подавать не будут, только если это не частная психиатрическая лечебница. Судя по полуобшарпанным стенам, это не так. Я нахожусь на втором этаже и вижу улицу за забором. Улица здоровья. Именно здесь находится ряд больниц, в том числе и городская лечебница для сумасшедших.

За стеной кто-то протяжно мычит, другой голос начинает орать, а потом лаять. Вчера было тихо, а сегодня я поняла все прелести моего пребывания тут. Поместили в ВИП палату. Спасибо хоть не к настоящим дурочкам.

Вскоре двери снова открываются. Медбрат быстро забирает грязную посуду, после него входит пожилая полная тётка в белом халате. Лицом она напоминает Сеню. Родственница?

— Здравствуй. Я Ольга Львовна, заведующая больницей и твой лечащий врач. Как мы себя чувствуем? Голова кружится?

— Здравствуйте, уже не так сильно, как вчера, — говорю я, садясь на кровати.

Мадам присаживается на стул. Кладёт мою карту на тумбочку. Что-то пишет.

— Буянила вчера. Лезла драться с родителями. Твоя мама говорит, что в последнее время у тебя агрессивное поведение, выдумываешь то, чего не было. Ты патологическая лгунья, Катя? — строгим тоном говорит врач.

Я опешила от её слов. Открыла и закрыла рот.

— Послушайте, Ольга Львовна. Ваше положение не даёт вам права оскорблять меня. Я сказала матери правду, это она во всём виновата. И я не билась головой о стену, меня отчим ударил, а ещё он меня душил, — говорю сквозь зубы.

— Боже, да тут ещё и шизофрения, будем лечить. Вечером принесут банку под мочу. Утром возьмут кровь на анализ.

— Какая шизофрения?! Я нормальная! — кричу я от шока.

— А вот орать мне тут не надо. Таких, как ты, тут знаешь, сколько побывало? Я даже сосчитать не могу за сорок лет в профессии.

Ольга забирает мою карту и уходит. Оказалось, она выглядит чуть моложе своих лет. Старая карга. Сама ты шизофреник. Хочется орать от несправедливости, но сотрясение мозга не убило разум. Я понимаю, что если буду возмущаться и скандалить, меня точно запишут в психи. Тогда мой побег к отцу накроется толстым медным тазом.

Снова пытаюсь читать газеты, потом обедаю. Посуду забрали, и я решаюсь подремать, но за дверями раздаётся тихий говор. На цыпочках подхожу ближе, прислушиваюсь.

— Ваша дочь утверждает, что её избили и душили, но ведь мы знаем, что это не так. Будем смотреть, возможно, у неё шизофрения, — узнаю голос врача.

— Боже, никаких шизофреников. Напишите что-то другое. Депрессия. Да мало ли невинных диагнозов. Я вам не для того деньги плачу, чтобы из моей дочери дебилку делать, — с раздражением произносит мать.

— Я вас поняла. Идите к ней, но ненадолго. Увидит мой зам и опять начнёт возбухать. Не положены тут посещения. Пятнадцать минут вам на всё.

Я отбегаю к окну. Делаю вид, что смотрю на улицу.

— Здравствуй, дочка, — говорит родительница у меня за спиной.

— Привет, — оборачиваюсь к ней лицом.

Мама не подходит, не пытается обнять, берёт стул, садится. На пол кладёт пакет из супермаркета.

— Довольна? — спрашивает она.

— А ты довольна? Зачем ты так со мной? Я думала, что ты меня любишь и сможешь понять, — стараюсь говорить спокойно.

Опираюсь попой о подоконник, а пальцы впиваются в него до боли. Сердце и душа в клочья, на лице матери ни грамма сочувствия и понимания.