Катилинарии. Пеплум. Топливо

– Зря вы думаете, что вам все позволено. Мы без всяких колебаний устраняем докучливых людей.

– Меня это не пугает. Для меня смерть стала бы облегчением. Нет ничего хуже промежуточного состояния. Жить, при том что в некотором смысле ты уже умерла, – невыносимо.

– Как же забавны приговоренные к смерти, заявляющие, будто они жаждут умереть. Вечно одно и то же: когда к ним подходят с капсулой цианида, они зеленеют от страха и молят о пощаде.

– Похоже, вы хорошо знакомы с процедурой казни.

– Я этого и не скрываю.

– Если вы такой откровенно бессовестный негодяй, что вам мешает четко и ясно ответить на мои вопросы?

– Когда вопросы касаются только меня, я отвечаю на них со всей охотой.

– А о ком вы не хотите говорить, не скажете?

– А вы мне не скажете, какое вам до этого дело? Почему вас волнует то, что случилось через несколько столетий после вас?

– Не так давно вы упрекали меня в том, что меня это мало интересует.

– Да, но вы задаете крайне неприятные вопросы, ответы на которые вам ничего не дадут.

– Позвольте мне самой судить об этом.

– Ни в коем случае.

– Поймите же, мы с вами только начали общую жизнь. Это как супружество в его худшем проявлении, поскольку мы не можем расстаться. И, к сожалению, мы молоды, до смерти нам еще далеко. Как же мы сможем провести следующие сорок лет, ни разу не заговорив о Юге?

– Этот предмет не столь важен. Я уверен, что множество людей прожило жизнь, ни разу о нем не упомянув.

– Если такие люди есть, я их и знать не хочу.

– А они вас знать не хотят. Впрочем, сегодня нет ни одного человека, который захотел бы с вами познакомиться.

– До чего ж вы злы на меня, это просто поразительно!

– Вы мне чрезвычайно неприятны, и я не вижу причин это скрывать.

– Вполне объяснимо, учитывая обстоятельства нашей встречи. А если бы мы встретились иначе?

– Мы бы не встретились. Если бы вы жили в наше время, то с малых лет принадлежали бы к низшим слоям общества. Люди элиты никогда не сближаются с теми, кого мы зовем «умственно неприкасаемыми».

– И какая же судьба уготована этим «неприкасаемым»?

– Лица женского пола доят китов и выкармливают страусов. Мужчины трудятся на бойнях, обрабатывают землю и охраняют склады.

– А рабочие?

– Рабочие относятся к высшей касте. Чтобы справляться с современными машинами, необходимо иметь высочайшую квалификацию.

– А служащие еще существуют?

– Нет. Вся административная система компьютеризирована.

– А как же поступают с теми, кто ни на что не годен?

– Их используют на заводах кроссвордов.

– Что, простите?

– Да. Мы пришли к выводу, что кроссворды, которые составляет компьютер, неинтересны. Составление кроссвордов остается единственной областью, где человек с низким уровнем интеллекта может превзойти машину. Поэтому для того, чтобы эти люди чувствовали себя полезными и не угрожали общественному спокойствию, мы создали множество заводов по производству кроссвордов, что позволило искоренить даже воспоминание о безработице.

– Ну, и… на все эти кроссворды есть спрос?

– Спрос можно создать. Мы привили страсть к кроссвордам среди 80–100.

– Среди кого?

– Среди людей с уровнем интеллекта от восьмидесяти до ста. Они составляют девяносто процентов населения.

– Средний показатель снизился по сравнению с моим временем.

– Да, но лучшие с тех пор стали еще лучше. Вернемся к 80–100 – именно они главная цель всякой ответственной политики, поскольку их большинство.

– По сути, эти люди – посредственность?

– Можно сказать и так.

– И вы считаете, что я из числа?

– Да вы просто одержимы своей персоной, не так ли? Успокойтесь. Совершенно очевидно, что вы овощ.

– Овощ?

– Так мы называем людей уровня 50–80.

– Честное слово, я предпочту быть овощем, нежели посредственностью.

– Вот и ладно!

– Не хотите ли меня развлечь? Расскажите, как вы называете разные группы населения.

– Людей уровня ниже пятидесяти нельзя по-настоящему назвать человеческими существами. Мы не смеем смеяться над этими несчастными, и для них мы подобрали абстрактное понятие: мы называем их воронками.

– Почему? Они их вместо шляп носят?

– Что вы такое говорите? И почему так развеселились?

– В мое время про сумасшедших говорили, что они ходят с воронкой на голове.

– И вас это смешит?

– Да!

– Мне никогда не понять юмора овощей.

– А им не понять вашего.

– Поскольку люди уровня 80–100 являются самой многочисленной группой, мы предпочитаем не давать им названия из опасения обидеть: они самые чувствительные. Мы называем их «80–100», цифры говорят сами за себя.

– А дальше?

– Дальше идут «пустоцветы» – уровень 100–120. Они недостаточно умны, чтобы войти в элиту, но и недостаточно глупы для посредственности. С ними у нас больше всего хлопот. Не совсем понятно, какое им найти применение, поскольку они не способны к послушанию. Мы пытаемся направить их в мир искусства.

– Искусство не имеет ничего общего с уровнем интеллекта!

– Это мнение овоща.

– Именно: я, овощ, была человеком искусства.

– Нет, вы были писателем.

– И к какой же группе вы относите писателей?