Читаем Катилинарии. Пеплум. Топливо полностью

– Я сам устанавливаю правила, поэтому нарушать их мне неинтересно.

– Вы разве не знаете, что существуют вечные законы, против которых вы бессильны?

– К нам вновь пожаловала наша Антигона двадцатого века. Представьте себе, вечных законов не существует, и ответственность – мой единственный критерий оценки.

– Повторяю, однажды вам станет страшно. Вы даже не поймете почему, но испугаетесь, и никакие красивые слова об ответственности не вернут вам покой. Когда это случится, я не хотела бы оказаться на вашем месте.

– Вы говорите так, будто я во всем виноват! Но я тогда еще не появился на свет.

– В эпоху геноцида?

– Это был не геноцид, а уничтожение, простое и неприкрытое.

– Извините, убийство всего населения Юга, по-моему, иначе как геноцидом не назовешь.

– А мы называем это событие по-другому.

– Черт. Значит, так и было? А я-то ляпнула наугад – вдруг вы клюнете. Никогда бы не подумала, что…

– Это был не геноцид, а уничтожение.

– Цельсий, цинизму тоже есть предел. Наплевать, как вы называете это – геноцидом, уничтожением или ерундой. Это омерзительно, как ни назови.

– Омерзительно было бы, если бы убили каждого десятого южанина.

– Каждого десятого? Так вы, получается, уничтожили всех южан до последнего!

– Нет, вы не поняли. Наше решение основывалось на доводах разума. Мы пришли к выводу, что Юга больше не будет.

– Что?

– Юга больше нет, и все.

– Вы хотите сказать, что на Юге никого не осталось?

– Нет, я же говорю, Юга больше не существует. В двадцать втором веке люди не захотели принять на себя такую ответственность, ведь речь шла о двух третях населения земли. Человечество бы не выдержало такого непомерного груза вины. Проблема была решена с размахом и в то же время с умом: судно пошло ко дну вместе с экипажем. Что стало с населением Юга? Поскольку Юга не существует, ваш вопрос лишен смысла.

– Напротив, ваш ответ – бессмыслица! Как это у вас выходит, что Юга больше нет? Этого невозможно!

– Дорогая моя, вот уже четыре столетия как это возможно, и ваша моральная поддержка в данном случае не требуется.

– Да я уже даже не про мораль, я вам про логику говорю. Если есть север, восток и запад, юга просто не может не быть.

– Да вы, оказывается, любите логику? Прекрасно, я тоже. Будем рассуждать логически: возьмем Помпеи. Что такое знаменитый парадокс лжеца в сравнении с парадоксом Помпей? Извержение вулкана произошло год назад – уж я-то знаю, ведь я сам его устроил. А вы из глубин своего двадцатого века знаете, что Помпеи были погребены под пеплом и лавой 24 августа 79 года нашей эры – то есть за много веков до нашего вмешательства. Это же абсурд, согласитесь? Логически совершенно бессмысленно, верно?

– Не только логически.

– Всему свое время. Будем исходить из того, что всякий порядок мыслей подчиняется логике. Я хочу, чтобы вы согласились с тем, что парадокс способен стать реальностью. Вы не можете этого отрицать – само ваше присутствие здесь тому подтверждение. До двадцать второго века все думали, что парадоксы – это лишь абстрактные рассуждения, интересные только любителям странных идей. Однако нет, парадоксы сыпались как из рога изобилия, в грамматике и вообще в жизни: их создавали из чего угодно.

– Вы не правы: нельзя решить, что дважды два будет пять.

– Нет, можно. Как вы можете отрицать то, что подтверждено четырьмя столетиями? Отсутствие Юга, может быть, и нелепо, но если эта нелепость признается всеми в течение четырехсот лет, это называется реальностью. И это существует.

– Ага. Лучше не буду спрашивать, какое давление оказали политики на людей, чтобы запретить им возражать вслух.

– Очнитесь, бедное дитя. Никогда еще выжившая часть человечества не встречала идею с таким восторгом и облегчением. Я уже говорил, люди не смогли бы вынести такое бремя вины. А здесь им предлагали замечательный выход: «Геноцид? Какой геноцид? Население Юга? А что такое Юг? Его нет. Никогда о нем не слышали».

– Лицемерие дошло до такой степени?

– Это не лицемерие. Это инстинкт самосохранения. Похоже, вы не понимаете, насколько необходимо было уничтожение Юга. Вы недавно сказали, что ось север – юг, разделяющая обеспеченных и нищих, просто ужасна. И со временем все только усложнялось. Дольше невозможно было терпеть. Нашествие бедняков стало не просто угрозой, а реальной опасностью, исчисляемой в цифрах.

– Вы пытаетесь оправдать случившееся – или мне чудится?

Перейти на страницу:

Все книги серии Нотомб, Амели. Сборники

Катилинарии. Пеплум. Топливо
Катилинарии. Пеплум. Топливо

Главные герои романа «Катилинарии» – пожилые супруги, решившие удалиться от городской суеты в тихое местечко. Поселившись в новом доме, они знакомятся с соседом, который берет за правило приходить к ним каждый день в одно и то же время. Казалось бы, что тут странного? Однако его визиты вскоре делают жизнь Эмиля и Жюльетты совершенно невыносимой. Но от назойливого соседа не так-то просто избавиться.«Пеплум» – фантастическая история о том, как писательница А.Н. попадает в далекое будущее. Несмотря на чудеса технического прогресса, оно кажется героине огромным шагом назад, ведь за несколько столетий человек в значительной мере утратил свою индивидуальность и ценность.Пьеса «Топливо» – размышление о человеческой природе, о том, как она проявляется в условиях войны, страха и холода, когда приходится делать выбор между высокими духовными устремлениями и простыми, порой низменными потребностями.

Амели Нотомб

Драматургия / Современные любовные романы / Романы / Стихи и поэзия
Биография голода. Любовный саботаж
Биография голода. Любовный саботаж

 Романы «Биография голода» и «Любовный саботаж» – автобиографические, если верить автору-персонажу, автору-оборотню, играющему с читателем, как кошка с мышкой.В «Любовном саботаже» перед нами тоталитарный Китай времен «банды четырех», где Амели жила вместе с отцом, крупным бельгийским дипломатом. В «Биографии голода» страны мелькают, как на киноэкране: Япония, США, Бангладеш, Бирма, Лаос, Бельгия, опять же Китай. Амели здесь – сначала маленькая девочка, потом подросток, со всеми «девчачьими» переживаниями, любовью, обидами и страстью к экзотике, людям и языкам. Политическая карта 70-80-х годов предстает перед читателем как на ладони, причем ярко раскрашенная и смешно разрисованная в ключе мастерски смоделированного – но как бы и не детского вовсе – восприятия непредсказуемой Амели.

Амели Нотомб

Современная русская и зарубежная проза
Кодекс принца. Антихриста
Кодекс принца. Антихриста

Жизнь заурядного парижского клерка Батиста Бордава течет размеренно и однообразно. Собственное существование кажется ему бессмысленным. Но однажды на пороге его дома появляется незнакомец: он просит сделать всего один звонок по телефону – и внезапно умирает. И тут Батист Бордав понимает, что ему предоставляется уникальный шанс – занять место покойного и навсегда изменить свою серую жизнь. Однако он даже не подозревает, что его ждет… Лихо закрученный, почти детективный сюжет «Антихристы» рождает множество ассоциаций – от Библии до «Тартюфа». И вся эта тяжелая артиллерия пущена в ход ради победы девочки-подростка над пронырливой подругой, постепенно захватывающей ее жизненное пространство. А заодно – и над самой собой, над своими иллюзиями и искушениями.

Амели Нотомб

Современная русская и зарубежная проза
Гигиена убийцы. Ртуть
Гигиена убийцы. Ртуть

Звезда европейской литературы бельгийка Амели Нотомб стала известной после публикации первой же книги – «Гигиена убийцы». Публику и критиков сразу покорили изысканный стиль и необычный сюжет этого романа. Лауреат Нобелевской премии, писатель Претекстат Tax болен, и дни его сочтены. Репортеры осаждают знаменитость, надеясь получить эксклюзивное интервью. Но лишь одной молодой журналистке удается разговорить старого мизантропа и узнать жуткую тайну его странной, призрачной жизни… Роман Амели Нотомб «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это история преступлений, порожденных темными, разрушительными страстями, история великой любви, несущей смерть. Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?

Амели Нотомб

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги