В клубе мы хлестали шот за шотом: Сене сегодня исполнялось 24. Техно было, правда, весьма невнятное, но никого это не волновало: Сеня знакомился со всеми, кого видел, и неистово размахивал руками в танце, очищая танцпол. Мы с Б. на каждом углу обжимались и лезли языками друг другу в рот, чувак с длинными волосами оказался трезвенником и в некотором ахуе наблюдал, как трое его новых знакомых стремительно уходят в салат.
Из клуба мы вылезли в 3 часа ночи, и то только потому, что он закрывался, уже в такси поняли, что потеряли мобильный, на удивление нашли его где-то за баром… Следующий момент, который я помню: Сеня изо всех сил тормошит меня за плечи, я лежу в кровати, одетая во вчерашние шмотки и зажатая между ним и храпящим Б., чувак с длинными волосами почему-то снова в нашей квартире, сидит на диване и протирает глаза.
– Через час у нас поезд! Валим! – кричит Сеня.
– А сколько времени?
– 6 утра.
– Не-е-е, мы ещё поваляемся, – говорю я и пытаюсь спрятать нас с Б. под одеялом, но этот трюк не прокатывает: Сеня, который напился накануне сильнее всех, теперь абсолютно бодр и полон решимости успеть на «Ласточку».
Кое-как собравшись за 10 минут (реально за 10 минут!), кинув ключи чуваку с длинными волосами и попросив его самого разобраться с нашим хозяином, мы заваливаемся в Uber и держим курс на вокзал.
Успеваем!
Всю дорогу обратно мы спим в поезде с Б., сплетясь в какую-то невероятную позу и дыша друг на друга утренним перегаром. Расстаемся на Финляндском вокзале, до сих пор пьяные и очарованные друг другом, с намерением отоспаться и непременно увидеться.
Глава 4
В которой у меня не клеится с творческими парнями
Есть несколько типов мужчин, с которыми у меня точно не получатся отношения. Один из неочевидных – это творческие особы. Нет ничего плохого в том, чтобы мужчина занимался искусством, тонко чувствовал жизнь и всё такое. Плохо, когда это лишает его связи с реальностью, отрывая от вещей более «низменного» порядка. Короче, Б. оказался романтическим героем. Ну этим – с уроков русской литературы, который всегда в конфликте, экзистенциальном кризисе, поисках идеальной любви, склонен к порывам типа «бросить всё» и «начать с нуля», но сдувается при первом же дуновении ветерка. Он был действительно талантливым музыкантом, таким молодым Сашей Васильевым с охуенным чувственным голосом и глубокими текстами, петербургским во всем смысле этого слова, романтиком, эгоцентриком, алкоголиком, жестоким ребёнком, человеком, чей талант был мало кому понятен и нужен. И вот этот петербургский Б., который хотел только заниматься музыкой, курить одну за одной красные «Мальборо» где-нибудь на питерском чердаке, собирать квартирники с гитарой, водкой и философскими разговорами, волей судеб оказался в Берлине, учился там в престижной аспирантуре, работал на хорошей работе, свободно говорил на нескольких языках, водил вусмерть пьяным немецкую тачку и каждые выходные стремился куда-то вырваться из своей рутины – будь то Гамбург, Венеция или Петербург. Б. жил в Берлине, как в Питере: техно, фрики, стартапы, возможности, дух свободы, безумная ночная жизнь – всё это как будто прошло мимо него, и чаще всего он предпочитал напиваться в баре The Hat неподалёку от своего дома (аналог петербургского культового джазового бара с одноименным названием).
Будучи человеком умным и щедро одарённым в самых разных сферах от лингвистики до математики, везунчиком, баловнем судьбы, Б. понятия не имел, что ему делать со всем этим богатством, и безнадёжно страдал. Он ненавидел свою работу (сначала, когда мы только начали общаться, я думала, что конкретно эту работу, потом, когда он сменил несколько мест за полгода, я поняла, что он ненавидел работу вообще). Он не понимал, что делает в Берлине, не понимал, зачем ему возвращаться в Петербург, он каждый понедельник бросал курить и пить водку и уже к вечеру нарушал свои обещания, он был то горяч и восторжен, то холоден, отчужден, депрессивен, погружен в себя настолько, что со стороны это выглядело, как будто человек потерял близкого родственника. Он страдал по своей бывшей женщине (или по образу романтической любви, которую сам себе навязал), легко увлекался, легко остывал, легко ранил чужие чувства. Вся эта проблематика стала ясна мне позднее, а пока мы встретились следующим вечером выпить кофе, он смотрел на мои губы, робко говорил какие-то волнующие слова… Всё это обещало если не большое счастье, то как минимум спонтанное, легкое и пронзительное увлечение.