Катюша

Он снова развлекался, но в глубине его глаз майор Селиванов подметил какое-то новое, холодное и жесткое выражение. Он заглянул в акт судебно-медицинской экспертизы, лежавший в ящике стола, чтобы уточнить время предполагаемого убийства, и недовольно хмыкнул: промежуток получался солидный. Впрочем, подумал он, эксперты сделали, что могли, ведь трупа-то в их распоряжении не было. Главное, решил майор, что они мне сдали вот этого субчика, и никуда он теперь не денется.

— Где вы были сегодня в период с четырех до восьми утра? — спросил он у Панина.

— Нормальные люди в это время, как правило, спят — по крайней мере, большую часть этого промежутка, — ответил Панин.

— Я вас не спрашиваю, что делают в это время нормальные люди, — сказал майор. — Меня интересует, чем занимались в это время вы.

Тут ему некстати подумалось, что и сам он вряд ли может с полным правом отнести себя к числу людей нормальных, так как именно в этот промежуток времени вертелся в постели и разглядывал уличный фонарь под окном. Впрочем, это к делу не относилось.

— Один — ноль, — оценил выпад майора Панин. — Ну а если я, к примеру, скажу, что тоже спал, как все нормальные люди, или, допустим, страдая от бессонницы, писал мемуары или выпиливал лобзиком из фанеры фигуры пионеров-героев?

— Не пойдет, — сказал майор, разводя руками. Курить ему хотелось отчаянно, и он старательно отводил глаза от лежавшей на краю стола пачки дорогих сигарет. Все получалось шиворот-навыворот: по идее, это Панин должен был страдать от никотинового голодания, глядя, как покуривает, развалясь на стуле, благополучный и сытый следователь. Страдать и подсознательно настраиваться на то, что чистосердечное признание не только смягчает вину, но и дает шанс стрельнуть у следователя сигаретку. — Не получается, гражданин Панин.

— Почему не получается? — заинтересованно спросил Панин.

— Вот акт экспертизы, — сказал Селиванов, — ознакомьтесь.

Панин, пожав плечами, взял сколотые скрепкой странички и погрузился в чтение. Закончив, он аккуратно положил листки на стол и молча уставился на майора.

— Вот и получается, что спать вы в это время никак не могли, — сказал ему Селиванов.

— Н-да, — несколько озадаченно сказал Панин, — получается.

Реакция была не совсем та, на которую рассчитывал майор, но он решил не сдаваться и довести дело до победного конца.

— С Прудниковым знакомы давно? — деловито спросил он.

— Давненько, — к некоторому удивлению майора, ответил Панин. — Лет пять уже, пожалуй, а то и все шесть.

— В каких были отношениях?

— С Прудниковым?

— С Прудниковым.

— Да, в общем, ни в каких, — ответил Панин. Он явно думал о чем-то своем, и майор дорого бы отдал, чтобы узнать, о чем именно. — Иногда обращался за консультацией. Иногда у него возникали проблемы... ну, знаете, по моей части.

— Например?

— Ишь, чего захотел... А впрочем, чего там. Ну, вот вам пример: повадились в прошлом году какие-то недоумки дверь у него пробовать. Само собой, сигнализация срабатывает, охрана тут как тут, по квартире ходят, сапогами топчут. А на дворе, заметьте, март месяц, грязищи по колено, — короче, сплошная нервотрепка. Он ко мне: так, мол, и так. Ну, нашел я их, поговорили... Гастролеры оказались из Казани, на заработки приехали. Уговорил я их Прудникова не трогать, они и поехали себе обратно в Казань.

— Живьем поехали?

— Обижаете... Правда, морды им кто-то красиво разрисовал, но это уж, как водится — как же им было с гастролей без ничего возвращаться? Братва в Казани засмеяла бы, а так хоть морды битые...

— И ты тут, конечно, ни при чем.

— Разумеется.

— То есть, с Прудниковым вы не ссорились?

— Да вроде бы, нет. Делить нам с ним нечего, работаем в разных областях народного хозяйства, так что причин ссориться до сих пор как-то не возникало.

— До сих пор? А теперь, стало быть, возникли?

— Бросьте, бросьте, майор. Это же просто несерьезно. В вашем возрасте, в вашем чине, при вашем опыте работы... Ну, что вы мне шьете? Это же курам на смех, честное слово. Закурить не желаете?

— Не желаю. Так что у вас с Прудниковым произошло?

— Как хотите. А я, с вашего позволения, закурю.

— Нервишки?

— Представьте себе, да. Настойчивость, с которой вы пытаетесь повесить на меня это убийство, в котором, как я понял, вы сами не вполне уверены, не может не действовать на нервы. Учтите, я вам не Александр Матросов, и на амбразуру ложиться не намерен. Хотя есть мнение, что он просто поскользнулся... Так или иначе, по зоне я не скучаю, и идти туда ради вашего процента раскрываемости не намерен, при всем моем к вам уважении.

— Откуда это у тебя ко мне уважение?

— Наслышан. Говорят, непродажный. Сигаретку, тем не менее, возьмите. Вижу ведь, что хочется. Это не взятка, а бескорыстная помощь следствию. У вас же, наверное, мысли путаются.

— Благодарю. Я уж как-нибудь перебьюсь. Вернемся к нашим баранам. Значит, как я понял, свою причастность к исчезновению коллекционера Прудникова вы отрицаете...

— Начисто.

— В таком случае, как вы объясните наличие отпечатков ваших пальцев на стакане в квартире потерпевшего?