Катюша

Кольцо Борджиа могло бы исчезнуть с лица земли надолго, если не навсегда — его просто закопали бы угрюмые инвалиды из похоронной команды, закопали бы вместе с трупом, некогда полагавшим себя демонической натурой и носителем особой миссии, если бы не одна досадная мелочь, приключившаяся в то утро с поручиком Карташовым. Дело было пустяковое, но неприятное: во время второй контратаки немецкая пуля ударила его в левую половину груди. Поручик ощутил болезненный тяжелый толчок, выматерился и побежал дальше, а когда потрепанная рота опять откатилась в свою полуобрушенную, залитую дождями траншею, обнаружил, что прошел на волосок от смерти. Пуля была на излете, но ее еще вполне хватило бы на то, чтобы отправить полного Георгиевского кавалера Карташова на тот свет, не угоди она прямиком в поручиковы часы. Поручик выгреб из кармана горсть шестеренок — все, что осталось от безотказного швейцарского механизма, — и несколько приуныл. Конечно, время можно было узнавать по немецкой артиллерии, начинавшей и заканчивавшей свои концерты строго по расписанию, но поручик привык к часам и чувствовал себя без них не вполне одетым. Как офицер и дворянин он не приветствовал мародерство, и даже наоборот, но год окопов может расшатать любые моральные устои, в том числе и гораздо более прочные, нежели те, коими обладал поручик Карташов.

И потом, ему до зарезу нужны были часы.

Поэтому, заметив на груди у заколотого им немецкого обер-лейтенанта тоненький серебряный блеск часовой цепочки, поручик опустился на корточки и завладел часами поверженного противника. После этого, не вполне отдавая себе отчет, зачем он это делает, Карташов обследовал соседний карман серо-голубого френча, и глаза его полезли на лоб. Поручик знал толк в камнях, поэтому ладонь его, на которой лежало кольцо, мгновенно сжалась в кулак.

Поручик Карташов недаром числился в полных Георгиевских кавалерах. Он был храбр, умен, смекалист, ловок, силен и удачлив, поэтому, имея в кармане проклятое кольцо, ухитрился дожить аж до восемнадцатого года. Летом же восемнадцатого года, пробираясь с растерзанной Украины на Дон к Деникину, поручик сплоховал. Когда тащившийся со скоростью пешехода поезд был остановлен в чистом поле хлопцами одного из расплодившихся подобно тараканам “батек”, Карташов не сумел придать своей породистой физиономии достаточно тупого выражения и был немедленно опознан как офицер, несмотря на зловонные тряпки, заменявшие ему в целях конспирации верхнюю одежду. Едва услышав своеобычное: “Дывись, хлопцы, охвицер!”, поручик выхватил наган и с наслаждением всадил пулю в широкую волосатую харю. Еще немного, и он в одиночку отбил бы нападение, но в нагане кончились патроны. Из поезда вынесли семь трупов, а следом выволокли яростно сопротивляющегося поручика. Его быстро и вполне профессионально обыскали, после чего грубо толкнули к нагретой степным солнцем деревянной стенке вагона.

— Ото ж я дывлюсь, що ты так брыкався, — миролюбиво сказал ему батька, разглядывая кольцо, и поручика застрелили из обреза трехлинейной винтовки Мосина.

Атаман Кругляш был худ, высок, черен и усат. Одевался он в синий китель городового, висевший на нем мешком, и необъятной ширины хромовые галифе. Картину дополняли желтые козловые сапожки на кокетливо скошенном высоком каблуке и мохнатая белая папаха. На правом боку атаман Кругляш носил никелированный маузер в желтой деревянной кобуре, на левом — дрянную, очень тяжелую и неудобную казачью шашку с длинным темляком, а на мизинце левой руки красовался с этого дня и до самой его смерти перстень с бриллиантом на сорок карат, окруженным мелкими рубинами. Лоренцо Торелли носил кольцо на безымянном пальце, но с тех пор утекло много воды, а люди, если верить ученым, становятся год от года крупнее. Говорят, в этом виновата акселерация.

Атаман Кругляш был убит револьверной пулей в затылок, когда на хутор, где третьи сутки подряд бражничала банда, неожиданно налетел сбившийся с дороги эскадрон красных. Некоторые потом удивлялись тому, что бесстрашный атаман был застрелен со спины, хотя чему же тут удивляться: когда убегаешь, волей-неволей приходится поворачиваться к нападающим спиной. Удивление вызывало также и исчезновение дорогого кольца с мизинца атамана. Когда взмыленные кони, всхрапывая, остановились в перелеске, в атаманской тачанке было все: сам атаман, его китель, галифе, сапоги, шашка, маузер и папаха. Был там еще пулемет Гочкиса, хлопец на козлах и батькин “научный консультант” — студент-недоучка, изгнанный некогда из университета за пропаганду анархизма, а пуще того — за систематическую неуспеваемость. Консультант удивлялся пропаже перстня больше всех. Его, конечно, обыскали и хотели вгорячах шлепнуть, но кольца при нем не было, хлопцы понемногу успокоились, и студент получил... нет, не жизнь, а отсрочку. Ведь кольцо-то украл он — на это его образования хватило, хотя до сих пор неизвестно, кто же все-таки застрелил атамана Кругляша.