«Катюши» – «Сталинские органы»

У меня не было, потому что я был настроен как военнослужащий, защитник, патриот. Но патриотизм мой иссяк, когда я видел, как нас встречали после Японии. Мы когда из Маньчжурии вернулись, три дня стояли на станции без внимания, никто не встречал. Чувство было отвратное.

В 1942 году был издан приказ № 227 «Ни шагу назад». Вы с ним сталкивались?

Да. Слишком жестокий приказ был, но, с точки зрения той обстановки, может, и необходимый. Был случай в Сталинграде. Я шел с наблюдательного пункта, нас, артиллеристов, не задерживали, и вдруг я заметил одного солдата с винтовкой, который шел метрах в 300–400 впереди меня. Он шел с винтовкой со штыком. Там какая-то ложбинка была, и он из виду пропал. А когда я до этой ложбинки дошел – вижу 6 солдат стоят и офицер, и этот солдат, который передо мной шел, стоял на коленях. Я только поравнялся с ними, а ему пулю в голову и еще выстрел. Когда я прошел, меня заколотило так, потому что живой человек, никем не судим… Такой вот пример жестокости, поэтому я не знаю – прав этот приказ или не прав…

Выполнение этого приказа обеспечивал особый отдел – Смерш. Кроме того – у вас секретная часть. Какое отношение к Смершу было на фронте?

По-разному. В бригаде были особисты, приходили ко мне, выпивали. Я в их работу не вмешивался. А какая у них работа – я только догадывался, меня это не касалось.

Как на фронте относились к замполитам?

По-разному. Ненавистных в бою стреляли, пуля-то летит дура, кто знает, чья она…

У меня два замполита были. Первый – доцент Одесского университет по политэкономии. Мы с ним в одной машине жили, хороший человек. Второй… Когда поехал на войну с Японией, я другой дивизион принял. Так замполитом был бывший секретарь райкома, он дружил с начальником политотдела бригады. Так вот, и тот и другой – они боялись на передовую ходить. Вызываешь, не в приказном, дескать: «Приходи, посмотрим», обязательно занят. Это много характеризует.

Первоначально у вас были ЗИСы, а «студебеккеры» ваша часть получала?

Да. Прекрасные машины, по сравнению с ЗИСом – в 100 раз лучше.

Вообще, мы дружили с Америкой и Англией, и надо быть им благодарным за помощь, а у нас до сих пор молчат и говорят, что они враги. А они нам колоссально помогали. Мы американскую свиную тушенку ели не только во время войны, но и после. Причем не только солдаты ели, но и мирное население.

А вообще как на фронте кормили?

Нормально. Только на Северо-Западном фронте, в «коридоре смерти» – там сложнее было. Продовольствие было, но его невозможно было доставить. Помню, у нас в дивизионе бочка водки на 100 литров была, там сперва часовой стоял, а потом, когда голодуха была, часового сняли и никто не подходил. Если бы человек выпил 100 грамм – он бы умер. Такой голод был, что человек в сознании не возьмет водки.

Мы там в поле ходили, картошку искали, хоть мороженую, чтобы хоть оладушек сделать. Там случай был, я одному солдату свои шерстяные брюки отдал. Он убил тетерку, а мне так есть хотелось… Я мог ему приказать, но мне стыдно было, он же такой же голодный, как и я… И я отдал ему свои офицерские шерстяные брюки: «Возьми, но дай мне поесть»…

А 100 грамм выдавали на фронте?

Обычно выдавали перед боем.

Как часто мылись на фронте?

В 90 случаях из 100 мылись перед боем. И меняли белье. Но регулярно мыться не получалось. Вша нас поедом ела. Утюгом когда белье и форму гладишь – гниды аж трещали.

А как со вшами боролись?

Прожаривали. Накаляли специальные баки и в них прожаривали.

Женщины в части были?

Сперва нет. В 1944–1945 годах стали появляться.

Какое отношение было к немцам?

Противник есть противник, враг есть враг. Но когда его в плен взяли – должно быть отношение как к человеку. Был у меня случай, когда я был начальником разведки, взяли 6 пленных, радистов, с рациями. Пятеро быстро поняли, куда попали, а один, молодой лет 18 – патриот своего рейха. Офицер проходит – он вскакивает: «Хайль Гитлер!» Я его назвал политический волчонок, он не понимает, куда он попал, не понимал, что у нас эта пропаганда не пройдет, там же люди старше его были. И вот так он часов 6 прыгал. На него сперва не обращали внимания, а потом одному надоело, и он его убил. Но не из ненависти, а надоел.

А какое отношение было к местному населению в Прибалтике и Восточной Пруссии? Как вы относились к местному населению?

В Восточной Пруссии нам сразу сказали: «Ничего не трогайте. Это все наше будет». Нельзя мародерничать, разрушать.