Читаем «Катюши» – «Сталинские органы» полностью

3 дня пленные шли, а на 4-й нас по тревоге подняли и на станцию, грузиться в Японию. Простояли мы там до 9 мая и в Японию так и не поехали, остались служить в Германии. Сперва мы близ Франкфурта-на-Одере стояли, а потом, в сентябре, нас перебросили в Бранденбург. Тут началась демобилизация, из армии увольнялись старшие возраста, и некоторые части расформировывались. Попала под расформирование и наша 25-я отдельная гвардейская ордена Суворова, ордена Кутузова, тяжелая минометная бригада. Меня и еще 10 человек перевели в Особую бригаду, которая была сформирована на базе 92-го минометного полка. Эта бригада занималась ракетами ФАУ-1 и ФАУ-2, которые мы у немцев захватили. В задачу солдат входила переброска этих ракет и оборудование пусковых столов. В Германии мы произвели два залпа. Один удался, а второй нет, ракету пришлось расстрелять. К нам еще Королев приезжал, несколько ракет в Москву увез. Так я и продолжал служить в Германии до демобилизации в 1948 году.


Спасибо, Александр Михайлович. Еще несколько вопросов. Когда вы узнали о начале войны – какое было ощущение: что война будет быстрой и победоносной или было ощущение, что война будет тяжелой?

Тяжелой. Потому что техника у нас была не та, тяжелая промышленность, станкостроение хуже немецких работали.


Многие ветераны вспоминают, что в начале войны молодые люди непризывного возраста шли в военкомат с просьбой отправить их на фронт. Вы с этим сталкивались?

Да. Я сразу же пошел в военкомат, но меня направили не на фронт, а в штаб пожарной охраны.


В пожарной охране у вас какое-то оборудование было?

Ничего не было у нас. А на заводе – ну обычный пожарный щит на каждом посту был.


Немецкая авиация сильно Москву бомбила?

Сильно. Особенно сильно бомбили Ленинградское шоссе.


Александр Михайлович, в 1942 году вы попали в Ленинград. Не могли бы сравнить паек мирного населения Ленинграда и войск?

Паек был одинаковый. Когда нас привезли, нам выдавали три сухаря и 70 грамм селедки. И все.


Когда вы попали в лагеря, не было отношения к постоянному составу, что они там окопались, чтобы на фронт не попасть?

Нет.


В гвардейских минометах вы попали на установку БМ-30/31?

Да. Такая рама на 4 снаряда. Поднималась градусов на 35–40 и так стреляли.

Первоначально мы стояли прямо за пехотой. Снаряд М-30, который тогда у нас был, бил всего на 1600 метров. Мы ночью сзади пехоты установки ставили и маскировали. Команда и залп.

Позже к нам стали поступать снаряды М-31, они уже до 6 км били, и нас уже во втором эшелоне стали размещать.


Машины у вас в бригаде были?

Да, ЗИЛ-5. Они предназначались для перевозки снарядов, рам. К передовой машины не подходили и, когда у нас М-30 были, мы километра 3–4 на плечах снаряды тащили.


Встречается упоминание, что немцы открывали сильный ответный огонь по позициям «катюш».

А как же, открывали. Но особых потерь у нас не было. Во время артподготовки мы давали первый залп, потом подключалась ствольная артиллерия, а мы перезаряжали установки и еще залп. И так всю артподготовку, а она часа 2 длилась.


Сколько человек в расчете?

Семь. Командир, наводчик, четыре заряжающих и водитель.


Какой был средний возраст расчета?

Ровесники. Может, на 2–3 года постарше.


А национальный состав?

Все были, и казаки были, и татары, и евреи, всякие.


Я встречал оценку солдат-азиатов, что они не очень хорошо воевали? Вот как ваша оценка?

Все рвались защитить родину.


У вашего расчета какое было личное вооружение?

Карабин или автомат.


Приходилось личное оружие применять?

Нет. Куда их применять. Они только мешали, и мы их снимали. Один раз случай был. Мы работали, карабины сняли, и тут тревога. Кто-то побежал, все оружие на машину побросал и уехал. Я к старшине приехал, говорю: «Давай меня на передний край. Надо же что-то искать, заменить».


За утерю оружия наказывали?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное