Каторжанин

Я вытащил из ножен шашку, которую прихватил из избушки, и принялся внимательно ее рассматривать. Надо же… Очень скоро стало ясно, что мне достался настоящий раритет. Типичная кавказская шашка, легонькая, но длинная, кабы не под метр. Клинок очень слабо изогнутый, почти прямой, под обухом – три узких дола. Металл сероватый, с четко выраженным мелким рисунком, возможно, даже настоящий булат. Рукоятка медная, сплошь покрытая серебром, с удивительно мастерской тонкой гравировкой в виде переплетений листьев и цветов. Ножны деревянные, обтянутые змеиной кожей и с серебряным стандартным прибором: устьем, двумя обоймицами и наконечником. Но устье и наконечник длинные, с такой же чеканкой, как на рукояти.

Думал, что найду клеймо «гурда», которое на Кавказе лепили кому не лень и куда не лень, но нашел только печать мастера в виде головы волка и краткую арабскую вязь под ней. Ну… неизвестных мастеров и шедевров в их исполнении хоть пруд пруди, а узнаваемыми в истории остаются лишь раскрученные массовые бренды.

Кожа на ножнах местами потрескалась, серебро потемнело, а на клинке наблюдались легкие зазубрины, но все равно сохранность великолепная, особенно если учесть, что клинок, скорее всего, конца восемнадцатого или начала девятнадцатого века. Однозначно повезло – достойное приобретение.

«Вот откуда я все это знаю?» – в который раз озадачился я.

И в который раз не нашел ответа. Мелькнула мысль, что я совсем другой человек, каким-то загадочным образом вселившийся в тело штабс-ротмистра, потерявший свою настоящую память, а взамен получивший память Любича. Но эту версию я сразу прогнал как крайне идиотскую. Загадка природы…

Отложил шашку и взял одну из трофейных винтовок. Что тут у нас? Вся маркировка нанесена иероглифами, но модель не осталась загадкой – в академии мы тщательно изучали едва ли не все стрелковое вооружение вероятных противников. К тому же такие иногда попадали мне в руки с хунхузами в Приамурье.

Итак, винтовка конструкции полковника Нарияки Арисака, модель – «Тип-30», то есть образца тридцатого года эпохи Мейдзи. Калибр – шесть с половиной на пятьдесят миллиметров, неотъемный пятипатронный магазин и штык той же модели, что и винтовка. Исполнение качественное, все детали тщательно обработаны и подогнаны друг к другу. Честно говоря, так себе ствол, затвор даже пришлось прикрывать кожухом из-за склонности к загрязнению. Но точная, прикладистая и легкая, этого не отнимешь.

Впрочем, дареному коню в зубы не смотрят – теперь кроме шашки у меня есть винтарь и куча патронов к нему. Осталось только какие-нибудь портки найти, и вообще будет славно.

Пока возился с винтовкой, прояснилось паломничество туземцев. Из пристройки вывели под руки одного из волосатиков с повязкой на глазах, после чего появилась Мадина в белом халате и жестом позвала следующего пациента.

Что тут непонятного – Майя и Мадина лечат местных. Да сестричек аборигены вообще за такое на руках носить должны и охранять самым тщательным образом. Хотя, скорее всего, дело так и обстоит. А заимка, видимо, является нейтральной территорией, потому что все эти племена, насколько мне известно, не особо уживаются друг с другом. Впрочем, все к лучшему. Вряд ли айны с гиляками осмелятся вступить в открытое противостояние с японцами, но сестер, в случае чего, надежно укроют.

Ну а я куда? Тут я задумался. Действительно, а что я буду делать дальше, когда встану на ноги?

Еще в Рыковском, где я сидел в плену у косоглазых, стало известно, что генерал-губернатор Сахалина Ляпунов, чтоб ему пусто стало, сдался в плен. Да, скорее всего, разрозненные отряды ополченцев все еще бродят по Сахалину, но организованное сопротивление практически сошло на нет – японцы вроде как заняли все крупные населенные пункты. В Александровском и Рыковском они точно есть. На юге, по слухам, вообще все заняли.

Выходит, вариантов у меня немного. Можно добраться до мыса Погиби к самому узкому месту Татарского пролива и каким-то образом переправиться на материк. Но уже сентябрь, а туда пехом пилить черт знает сколько. К тому же придется обходить населенные пункты, чтобы не нарваться на узкоглазых. А сахалинская тайга – это не городской парк развлечений, тут не погуляешь. Природа здесь мерзейшая, особенно на севере. Я служил в Приамурском округе, где условия схожи с сахалинскими, так что знаю точно. В общем, отпадает, сгину однозначно. Сдаться – тоже верная смерть, да и не смогу я. При одной только мысли с души воротит.

Тогда что? Не сидеть же вечно на заимке? Может, попробовать прибиться к какому-нибудь отряду? Тоже верная смерть, но гуртом и подыхать веселей. К тому же можно попытаться накрутить перед смертью хвост детям Страны восходящего солнца. Что-что, а стрелять я умею, рубить, получается, теперь тоже. Опыт стычек с хунхузами по бывшей службе богатый. А еще что-то подсказывает, что у меня вообще богатейший военный опыт, вот только какой и откуда, по-прежнему остается загадкой.

Я вздохнул. Сначала приоденусь, а то в одних шоссах… Черт побери, какие еще шоссы? Я же хотел сказать: «подштанники»!