Удивляться уже надоело, так что я решил вообще забить на странности и полез рыться в трофеях – надо же обзаводиться каким-нибудь имуществом.
Глянул на меч офицера и сразу отложил его в сторону – обычный гун-то или мурата-то, по имени фабриканта-генерала, который начал это оружие штамповать. Сейчас в Японии, то есть в эпоху Мейдзи, усиленно изживают все самурайское и даже вместо самурайских мечей в армии ввели копии американских и европейских сабель. Дрянная подделка – металл паршивый, да и конструкция дурацкая. На фиг такое не надо.
Револьвер оставил себе – тоже дрянь, но короткоствол не помешает, к тому же к нему имеется дюжина патронов.
Затем открыл планшет офицерика. Совсем новый, из добротной кожи, очень удобный и вместительный. Карандаш, компас, командирский свисток, письма, фото миловидной японки с высокой вычурной прической и в кимоно, на фоне сакуры… порнографическая открытка… А это что?
На свет появился узкий деревянный футляр, из которого я извлек опасную бритву. Совсем примитивной конструкции – узкая ручка, оплетенная веревочкой из рисовой соломы, и абсолютно прямое лезвие с ребром жесткости в форме буквы «Г». Бритва из неплохого металла и заточенная на славу. Помазок из лошадиного волоса, кусочек ароматного мыла в деревянной коробочке и зеркальце в кожаной оправе прилагались.
При виде мыла сразу зачесалось давно не мытое тело. Я страдальчески вздохнул, пообещал себе сегодня же вымыться до скрипа и продолжил обыск.
По итогу, кроме десятка винтовок, почти восьми сотен патронов к ним и револьвера полезных вещей нашлось всего ничего. Три новеньких хлопчатобумажных полотенца в холщовых мешочках, пара комплектов фланелевых портянок, компактный фонарик, жидкая пачечка японских ассигнаций, горсть мелочи, несколько швейных наборов, неплохой нож-айкути, фляга с дрянным вонючим саке, несколько опасных бритв, но похуже качеством, чем первая, плащ-палатка, четыре чистых записных книжки, пара тетрадей, шесть карандашей и два русских золотых червонца. Остальное в употребление было малопригодно, а большей частью – совершенно бесполезно для меня. Несколько комплектов чистого белья оказались банально малы. Ни одна пара ботинок тоже не подошла, Господь наградил меня приличной лапой.
– Ну что же… – опять вздохнул я. – На безрыбье и сам, того, раком станешь. Так, а это что?
В командирском планшете нашлась карта, примерно равная масштабом нашей двухверстке. Очень подробная, на отличной бумаге, правда, все названия были написаны иероглифами. Но самое интересно заключалось в том, что на ней был отмечен маршрут к какой-то определенной точке.
– Так… – Я разгладил карту на колене. – Дурацкие закорючки… Но ладно… Вот это Рыковское, это – Тымово, а это, скорее всего, – Дербинское. Река – Армудань, а эта… ну да, вроде Пиленга. Или нет? Черт, географию Сахалина знаю только с дрянной отечественной карты, которую краем глаза видел у нашего отрядного. Стоп, со слов Майи выходит, что мы как раз находимся где-то в этом треугольнике. Ну да… Получается, что маршрут проложен к заимке? То есть косоглазые маршировали именно сюда? И зачем? У кого бы точней узнать…
Я повертел головой, было собрался расспросить аборигенов, но потом понял, что из них собеседники никудышные, и поковылял к пристройке, откуда доносились заливистые вопли, будто Майя кому-то по живому ампутировала ногу. Двое волосатых, как медведи, айнов было попытались преградить мне путь, но стоило только нахмуриться, как они живо отступили в сторону.
Чуть позже стало ясно, что ноги никому не резали – это Майя просто принимала роды. И живо турнула меня прочь, безапелляционно и бесцеремонно, хорошо хоть не обругала.
Я лишь пожал плечами и вернулся на лавочку. Появление на свет нового раба божьего – дело интимное, мужикам незачем при этом присутствовать, а все эти новомодные манеры торчать папашам рядом с родильным столом – от лукавого.
Тьфу ты, какие еще новомодные манеры? Рожать вместе с бабами? Это где? Это когда? Поняв, что из меня в очередной раз выскочил кусочек информации, глубоко скрытый в подсознании, я махнул рукой. Ну да ладно…
Баба в пристройке продолжала орать, а айны вдруг образовали делегацию во главе с пожилым патлатым кряжистым мужиком и в полном составе подступились ко мне. Но близко не подошли, остановились в нескольких метрах и принялись почтительно кланяться.
– Ты… – Я ткнул пальцем в главного. – Иди сюда. Ближе. Вот так, достаточно. Какого черта вам надо?
Старик еще раз с достоинством поклонился, после чего, сдержанно жестикулируя, разразился длинной речью, изредка разбавляя ее русскими словами. Очень многое так и осталось непонятным, но кое-что распознать все-таки удалось.
Айн горячо благодарил меня за спасение Мадины, обещал, что я всегда найду приют у него в племени, так как айны мне по гроб жизни обязаны, и так далее, и тому подобное. Майю при этом почему-то называл матерью-спасительницей, а японцев всяко-разно хаял и рассказывал, что когда-то очень давно айны этих сволочей гоняли пинками, как шелудивых псов.