Каторжная воля (сборник)

– Белые и по краям вышивка… Или их на свадьбу надевают? Не могу определенно сказать. Вы бы, господин прапорщик, не забывали, что являетесь человеком военным, а военному человеку должно быть известно: когда поддаешься эмоциям, непременно терпишь поражение. Холодный, трезвый ум, быстрая оценка ситуации и единственно верное решение – вот путь к победе! А теперь прошу, очень прошу сесть в коляску и предаться душевным терзаниям. А я как самый здравый среди вас буду принимать решения.

– Ну и везет мне сегодня, – расхохотался никогда неунывающий Грехов, – часа не прошло, а полководец уже сменился! Может, к вечеру и до меня черед дойдет, я тоже желаю в полководцы.

– Не дойдет твой черед, – урезонил его Родыгин, – если я не займусь этим делом, вечером вы будете сидеть на гауптвахте. Ничего более умного вы совершить просто-напросто не сможете. Так что слушайте, что я буду приказывать, и не вздумайте пороть отсебятину.

Он и впрямь был разумным человеком, подпоручик Родыгин, и не дозволил возбужденному Звонареву и легкомысленному, как считал, Грехову сорваться в сию же минуту и скакать на улицу Переселенческую. Сначала они заехали в военный городок, оделись в парадную форму, а пока одевались, расторопный Герасим доставил большущую корзину оранжерейных роз, два вышитых полотенца и успел еще свистнуть знакомому извозчику, который подогнал к военному городку, следом за ним, свою рессорную коляску и теперь, дожидаясь седоков, торопливо привязывал к дуге и оглоблям красные, синие и зеленые ленты.

Наконец расселись и покатили на улицу Переселенческую.

Там их явно не ожидали.

Денис Афанасьевич Любимцев и супруга его, Александра Терентьевна, растерянно замерли посреди просторной прихожей и вместо того, чтобы пригласить гостей, пусть и незваных, в залу, принялись извиняться, что одеты они по-домашнему. Затем сообразили, что извинения их совсем не к месту, сбились и дружно, словно получив строгую команду, замолчали, не зная, что им следует делать дальше.

И вот тут, воспользовавшись паузой, вперед, словно на плацу из строя, четко вышагнул Родыгин и заговорил:

– Милостивый государь Денис Афанасьевич, милостивая государыня Александра Терентьевна! Мы осмелились появиться в вашем доме без приглашения по причине очень важной, очень радостной и не терпящей отлагательств. Мы пришли просить вашего родительского благословения. Два любящих сердца желают соединиться на долгую и счастливую семейную жизнь. Наш друг, прапорщик Звонарев, которого вы знаете, просит руки вашей дочери Ангелины…

Говорил Родыгин, будто по бумаге читал – громко, с расстановкой, не сбиваясь, и была в его голосе и в манере говорить внушительная обстоятельность, нарушить которую казалось неприлично. Но Денис Афанасьевич нарушил. Не дослушав Родыгина до конца, перебил:

– Прошу прощения, но дочь наша слишком молода, она только нынче закончила гимназический курс, и ей нужно еще оглядеться для будущей жизни…

Однако сбить с толку Родыгина – затея бесполезная. Он упрямо продолжал гнуть свое:

– Позволю себе возразить, милостивый государь Денис Афанасьевич, молодость – это понятие не вечное, оно изменяется, и, к сожалению, очень быстро. А вот счастье…

Договорить про счастье Родыгин не успел – наотмашь, с громким стуком, распахнулась боковая дверь и – будто вихрь вылетел в коридор. Взвихривался подол легкого летнего платьица, взвихривались длинные каштановые волосы, не заплетенные в косу, а лицо Ангелины, бледное от волнения, было преисполнено такой отчаянной решимостью, какая случается у человека, когда он готов на любую крайность – хоть в омут головой!

– Ангелина! Ты что… – попытался остановить ее Денис Афанасьевич и даже шагнул ей навстречу, разводя руки, словно хотел поймать и задержать.

Но куда там!

Пролетела мимо, замерла возле Звонарева, цепко ухватившись тонкими пальчиками за рукав мундира, и срывающийся голос донесся до самых дальних углов большого дома:

– Не люблю я вашего Сбитнева! Не люблю! У него волосы из носа торчат!

– Прекрати! Это неприлично, в конце концов! – Денис Афанасьевич даже побагровел.

Но Ангелина, кажется, его и не слышала. Дернула за рукав Звонарева еще раз и опустилась на колени. Растерянный Звонарев продолжал стоять, а она все дергала и дергала его до тех пор, пока на помощь не пришел Грехов. Тот, не церемонясь, положил руки на плечи товарища и заставил опуститься на колени.

– Говори, – скомандовал Родыгин, – от чистого сердца говори!

– Я прошу руки… – начал было Звонарев, но сбился и беспомощно помотал головой, словно у него внезапно заболели зубы.

– Папочка! Мамочка! – взлетел звенящий голос Ангелины. – Вы же любите меня! Вы же хотите, чтобы я была счастливой! Благословите! Мы так любим друг друга!

Звенящий голос Ангелины будто встряхнул Звонарева:

– Я прошу руки вашей дочери, я буду хорошим мужем и хорошим сыном для вас, а Ангелину… Ангелину я буду на руках носить! Может быть, у меня нет таких капиталов, как у купеческого сына, но я честный человек и пришел к вам с самыми благородными намерениями. Вы никогда не пожалеете о своем согласии.