Каторжная воля

– Я еще сказать хочу… Если пригодится… Да как же, обязательно пригодится! И для меня тоже пригодится! Я ведь плот нашел, хороший плот, хоть до самого моря на нем плыви! Видно, деревенские его сколотили, сплавлялись, видно, по речке, чтобы ноги не бить. И вот нашел, побежал Любимцеву с Лунеговым доложить, обрадовать хотел, побежал и на радостях поскользнулся… Ору, свету белого не вижу, а Любимцев увидел, как я извиваюсь, и кинулся от меня, как настеганный, даже не оглянулся ни разу. Лунегов далеко был, не слышал, и видно ему не было, а может, и слышал, да виду не подал, что слышит. А я, раз такое дело, про плот-то и промолчал, не крикнул – все равно бы не взяли. Вы-то меня возьмете? Возьмете? Не бросите?

Федор не ответил. Лишь коротко обронил Гордею:

– Ногу посмотри у него, сапог стащи и палку привяжи, потуже. Где плот?

– Во-о-н, – с готовность заторопился Фрол, – вон там, видишь, за ельничком, который на берегу, там он и причален, ловко придумали, пока вплотную не подойдешь, ни хрена не разглядишь. Я сначала мимо прошел…

Федор, не дослушав его, молча направился к невысокому ельнику, который густо рос у самого обреза воды. Плот был на месте. Добротный, сложенный в два настила из толстых бревен, не веревками связанный, а сбитый толстыми железными скобами, целый корабль, а не плот, даже правильное весло имелось, вытесанное из сосны. Покоился он, привязанный толстыми веревками к каменным валунам, на спокойно текущей воде и даже не покачивался. Пахло от него разогретой смолой. Федор запрыгнул, прошелся по бревнам – они под ним даже не колыхнулись. Хороший плот, надежный, на таком можно далеко уплыть…

– Вот и поплывем, – негромко, самому себе, сказал Федор, спрыгнул на берег и быстрым шагом вернулся к тому месту, где Гордей суетился возле Фрола, привязывая ему ремнем к ноге толстую палку. Привязал, затянул крепкий узел и вскинул голову, без слов спрашивая у Федора – а дальше-то как?

– А вот так, – скомандовал Федор, – хватай его половчее и потащили, вон к тому ельничку, там нас пароход дожидается…

Не желал он говорить и объяснять, что задумал – зачем время зря тратить? Он для себя все решил, а советоваться ни с кем не собирался. Подошел к Насте, обнял ее и уткнулся лицом в плечо. Она гладила его по голове, шептала:

– Ты себя береги, Феденька, за меня не печалься, со мной ничего не случится, я теперь, как заговоренная. Вот вернусь, людей выведу… Ступай, Феденька, ступай, и я пойду…

Она легонько отстранила его от себя и пошла, не оглядываясь, поддергивая и поправляя на плече ружейный ремень.

Скоро плот отчалил от берега, течение подхватило его, вынесло на стремнину, и вода весело зажурчала между бревен. Федор стоял за правильным веслом, Фрол, постанывая, лежал на голых бревнах, а Гордей, опустившись на колени, истово молился, подняв голову в небо. Молитва его была простой и ясной – непременно добраться до Ново-Николаевска, найти и увидеть Нину.

Ничего иного он сейчас не желал.

6

Пароход «Богатырь» весело резал носом тугую обскую воду, придавливал ее днищем и раздвигал крутыми боками; оставлял за собой кипящий белый след от винта, и пологие волны, которые, не до конца истратив первоначальный напор, докатывались до берегов и прилизывали крупный зернистый песок. День только начинался, но чайки, проснувшись спозаранку, кричали уже бодро и громко, будто сердито переругивались между собой. Пассажиры еще не прогуливались по палубе, и поэтому никто не мешал Денису Афанасьевичу Любимцеву расхаживать от одного борта к другому, присаживаться на лавочки, вскакивать и снова ходить, громко цокая железными подковками сапог. Не мог Денис Афанасьевич найти себе места, метался в тревоге и все оборачивался назад, разглядывая речную гладь – нет ли какой погони за «Богатырем»? Но беспокоился он напрасно – за пароходом никто не гнался, лишь изредка возле берегов виднелись неподвижные рыбацкие лодки – на таких за стальной машиной не угонишься. Да и не было им никакого дела до парохода.

Еще на раз огляделся Денис Афанасьевич, ничего тревожного не обнаружил, присел на лавочку, откинувшись на спинку, и самому себе приказал: «Не суетись! Вон как вышло, без сучка без задоринки. Значит, и дальше так будет. Дыши ровнее!»

И он вздохнул, широко раздувая ноздри, полной грудью.

«Богатырь» дал длинный гудок и заглушил крики чаек. Долгим эхом гудок еще прокатился по водной глади, затих в прибрежных ветлах и слышнее стал гул пароходных машин, которые, не зная отдыха, пыхтели под железной палубой.