Каторжник император. Беньовский

   — Не об этом речь. Почему бы вашей компании не открыть на Мадагаскаре новые фактории в дополнение к тем двум-трём, которые вы уже имеете? Беру на себя их защиту.

На предложение Беньовского Дюма ответил уклончиво.

   — Поймите, не пристало нам дуться друг на друга, — продолжал Беньовский. — Мы должны действовать рука об руку, делать общее дело, быть добрыми союзниками. Я помогаю вам открывать новые фактории, освобождаю их на первый год от всяких пошлин. А вы помогаете мне поддержать мои проекты перед морским министерством.

   — Какие ещё проекты?

   — Я просил увеличить численность экспедиционного корпуса хотя бы до шестисот человек и соответственно ассигнования. Тогда мы смогли бы сокрушить туземное королевство Имерину в горной части острова.

   — Но это кровопролитная война, огромные военные расходы.

   — Вы правы. Это война и военные расходы. Какая же война обходится без расходов? Но, сокрушив Имерину, мы, то есть Франция, становимся владельцами богатого острова.

   — Не знаю, что и сказать вам, барон. Я человек осторожный, привык поступать взвешенно, осмотрительно.

   — Вот и осторожничайте. Боюсь, как бы нас не опередили англичане или голландцы, которых остров также давно привлекает.

Разговор с губернатором оказался безрезультатным. Дюма явно тянул время, ожидая реакции министра на письмо, обвинявшее Беньовского в разных злоупотреблениях.

С согласия мужа Фредерика пригласила чету Потье и ещё местного священника. Беседа с гостями получилась какой-то мелкой, незначительной. Хозяйка и мадам Потье обменивались местными сплетнями. Капитан Потье вспоминал обрывки старых парижских новостей, которые пришли с последним французским кораблём, посетившим Маврикий с месяц назад. Они касались любовных похождений старого ненасытного сатира-короля и его неприязненного отношения к внуку. Падре интересовался миссионерскими успехами корпусного капеллана.

   — Отец Огюст окрестил очаровательную малагасийку, — ответил ему Морис Август. — Она стала женой нашего переводчика Филиппа.

   — Того самого, что служил у моего предшественника?

   — Того самого.

   — Вы надеетесь, что Церковь примет в своё лоно и других туземцев?

   — Отчего бы не надеяться?

Беньовскому стало скучно. Он оживился только тогда, когда хорошенькая мадам Потье спросила, не приходилось ли его солдатикам воевать с жителями острова? Морис Август стал пространно и увлечённо рассказывать о шлюпочном походе против имеринцев, расцвечивал рассказ яркими подробностями, словно сам был живым участником и свидетелем событий. В его рассказе шлюпочные команды отбивались вёслами от кровожадных зубастых крокодилов, натыкались на засады коварных туземцев и наконец встретили на своём пути мощную крепость. Завязался длительный и упорный бой. Французы атаковали противника по всем правилам военной науки и обратили его в постыдное бегство. Десятки трупов имеринцев остались на поле боя.

   — Но ведь вас могли убить?

   — Были и в наших рядах убитые. Все мы ходим под Богом.

А через несколько дней на рейде Порт-Луи бросил якорь французский торговый корабль, направлявшийся к берегам Китая. От съехавших на берег купцов и членов команды жители городка узнали запоздалую новость — умер король Людовик XV и на престоле Франции теперь его молодой внук Людовик XVI.

   — О проклятье! — выругался Дюма. — Этот авантюрист наверняка всё знал. Потому-то он так настойчиво требовал с меня денег.

Никаких писем из Франции для Беньовского не было. От командира корабля он узнал, что новый король назначил нового морского министра. А прежний, граф де Бойн, уволен в отставку. Госпожа Дюбарри, любимица покойного короля и самая влиятельная дама королевства, заточена в монастырь.

   — Больше мне здесь делать нечего, — сказал Беньовский Фредерике. — Распорядись, чтобы Андреянов и Уфтюжанинов собирали вещи. А я должен побывать на поминальной службе в церкви.

   — Что же нас ждёт теперь, Морис?

   — А вот этого я не знаю. У русских, кажется, есть такая пословица: «Новая метла по-новому метёт». Посмотрим.

Возвратившись на Мадагаскар, Беньовский как-то сразу сник, потерял, казалось, прежнюю энергию. Без интереса он выслушал доклад Ковача, а потом корпусного лекаря Синьяка. Лазарет был переполнен больными лихорадкой и дизентерией. Одни больные выздоравливали, другие пополняли свежее кладбище. Дисциплина в корпусе падала. Строительство шло медленно, вяло. Начались серьёзные перебои с закупками продовольствия. Малагасийцы неохотно продавали рис, фрукты, мясо, так как новый корпусной казначей — его обязанности временно взял на себя прапорщик Качорек — расплачивался с местными жителями с большими задержками. Это привело к тому, что участились грабежи в соседних деревнях. Голодные солдаты таскали домашнюю птицу, опустошали сады, даже были случаи похищения свиней и телят. Небольшая рыболовная команда не успевала обеспечить дневной рацион корпуса свежей рыбой. Росло недовольство местных жителей французами. Ковач доложил о нескольких тревожных случаях — солдаты отлучались из казармы и не возвращались. Они исчезали бесследно. Поиски пропавших ни к чему не приводили.