Каторжник император. Беньовский

Заключение комиссаров Белькомба и Шевро о деятельности Беньовского было нелицеприятным. Они доносили генералу Сартину: «Чем более мы вчитываемся в донесения г. барона Беньовского, тем менее мы понимаем, как могло доверенное лицо, которому министр оказывал столь много знаков внимания, удостоверять успешность и выгодность предприятия, ему вверенного, тогда как на каждом шагу мы усматривали убыль в людях, растрату денег и товаров, присылаемых и покупаемых за королевский счёт, беспорядки и путаницу во всех служебных отправлениях, недовольство и нападения со стороны туземцев».

Перед нами обвинительный документ, уличающий Беньовского в неблаговидных, нечестных поступках. Но даже составители этого документа не могли не подметить за Морисом Августом и других его качеств: умения производить на людей впечатление своей кипучей энергией, неуёмными прожектами. Вот что написали далее ревизоры:

«Трудно найти более необычайного по замыслам и воззрениям человека, чем г. барон Беньовский. Властолюбие и деспотизм, по-видимому, являются господствующими его страстями. Стремление воевать и пускать в ход саблю охватывает его порою, точно припадок... К этим естественным у г. Беньовского склонностям присоединяется удивительная сила темперамента и закалённости». Комиссары вспоминали далее его ссылку в Сибирь и «удивительный способ, каким он из неё освободился, и, наконец, то счастье, которое позволило ему побороть опасность здешнего климата». В заключение Белькомб и Шевро приходили к выводу, что «венгерский полковник, насчитывающий всего 37 лет от роду, предназначен для великих деяний».

Таким образом королевские комиссары дали Беньовскому неоднозначную, противоречивую оценку. Признавая его мошенничество и казнокрадство (кто же в чиновной и военной верхушке французской монархии этим не грешил!), Белькомб и Шевро, поддавшись его умению произвести впечатление, узрели в нём деятельную и незаурядную фигуру.

Глава двадцать первая

Фрегат «Орлеан» доставил чету Беньовских в Капстад. Их сопровождали Андреянов с женой-камчадалкой Агафьей и Уфтюжанинов. Поповский сын оставался при Морисе Августе в качестве телохранителя. Он оказался человеком способным к языкам и выучился довольно сносно болтать как по-французски, так и по-малагасийски. Иван тосковал по родине, по Камчатке и был обычно угрюм и неразговорчив. Алексей Андреянов, наоборот, казался весёлым, разбитным малым. Беньовский ценил его за исполнительность и лёгкий нрав. Агафья на первых порах раздражала Фредерику непонятливостью, нерасторопностью, но та постепенно усвоила, что от неё хочет госпожа. Фредерика приучила камчадалку к опрятности, выполнению всех обязанностей горничной и служанки, иногда поругивала её, чтобы та не забывала своего места в доме.

В Капстаде подвернулось голландское торговое судно, которое шло из Батавии в Амстердам. Капитан согласился принять Мориса Августа и его спутников в качестве пассажиров. Каюта Беньовским досталась далеко не самая лучшая, тесная и темноватая. Лучшие каюты были заняты высокопоставленными чиновниками и коммерсантами из Нидерландской Ост-Индской компании. Андреяновым и Уфтюжанинову пришлось довольствоваться нарами в трюме в обществе челядинцев богатых господ.

Фредерика выразила мужу недовольство:

   — Куда ты спешишь, Морис? Мы могли бы остановиться на некоторое время в Капстаде и дождаться там другого судна.

   — Что поделаешь? Приходится спешить и терпеть неудобства.

   — Но почему?

   — На это имеются серьёзные причины. Проклятый Дюма написал на меня донос министру. По этому доносу меня проверяли государственные контролёры. Один из них в чине генерала. Что они там напишут обо мне — не ведаю. Я должен прибыть в Париж раньше, чем придёт их заключение, и убедить министра в своей правоте.

   — Это серьёзно, Морис?

   — Очень серьёзно.

Всю дорогу через Атлантику Беньовский обдумывал оправдательные аргументы. Он готов поклясться на Библии, что никаких умышленных финансовых злоупотреблений не позволял. Возможно, имели место промахи и упущения. Он военный человек, а не финансист. Финансовые дела корпуса, всю бухгалтерию вёл казначей, который неожиданно умер от жёлтой лихорадки. Из-за своей болезни он оставил бухгалтерскую документацию запущенной. Основные претензии инспектирующих лиц к нему, Беньовскому, были связаны с непомерными расходами на привлечение местной рабочей силы. Господа Белькомб и Шевро даже подвергли сомнению реальность этих расходов. Он, Беньовский, должен толково объяснить, что без щедрых подарков и подачек старостам поселений привлечь туземных землекопов, лесорубов, носильщиков, проводников было бы просто невозможно. В такой своеобразной форме и осуществлялась оплата труда малагасийцев.

После долгих размышлений Морис Август принялся писать объяснение. В Капстаде он разжился большим запасом писчей бумаги и гусиных перьев. Беньовский исписал не один десяток страниц, перечёркивал написанное, переписывал заново, в нервном возбуждении грыз и бросал на пол перья. Прерывал работу только тогда, когда начинало штормить и писать было уже невозможно.