Каторжник император. Беньовский

   — Очередное воинское звание, например. Мне известно, что офицеры колониальных гарнизонов пользуются у вас преимуществами в продвижении по службе в сравнении с теми, кто служит в метрополии.

   — Подумаем.

   — В течение нескольких месяцев я не получал жалованья.

   — Получите сполна всё, что вам причитается.

   — Министр меня примет?

   — Непременно примет, когда мы придём к решению относительно вашей дальнейшей судьбы.

А ещё через пару дней за Морисом Августом заехал в служебной карете молодой чиновник из министерства иностранных дел. Беньовского пожелал видеть сам граф Шарль Гравье де Верженн.

Граф в пышном напудренном парике с орденской звездой на парадном камзоле напоминал вельможу, сошедшего с портрета художника Латура. Держался он с подчёркнутой светской холодной учтивостью.

   — Одна моя старая приятельница, полковник, рекомендовала вас как нуждающегося в моём сочувствии, — начал свою речь де Верженн.

   — Признателен вашему сиятельству за то, что нашли время принять меня и выслушать.

   — Насколько я осведомлён, вы побывали на Мадагаскаре.

   — Так точно, граф. Прокладывал дорогу для будущей колонизации этого богатого и обширного острова.

   — Похвально.

Министр задал Беньовскому несколько общих, ничего не значащих вопросов о природе, жителях, богатствах Мадагаскара. Морис Август коротко отвечал, понимая, что де Верженн не был расположен выслушивать его пространные рассказы.

   — И чем я могу быть вам полезен, полковник?

   — Я оказался в затруднительном положении, ваше сиятельство. Моя скромная деятельность во славу Франции и его величества короля Людовика была положительно оценена морским министерством. Со стороны руководителей министерства ко мне нет никаких претензий. Благодаря действиям моего экспедиционного корпуса Франция укрепилась на Мадагаскаре, а со временем эти позиции помогут овладеть всем островом. Расширились возможности для французских торговых операций. Об этом я подробно писал в своих отчётах.

   — Это же превосходно, барон! Я вижу, вы славно потрудились. Что же вас волнует?

   — Волнует недоброжелательность генерал-контролёра финансов. Господин Тюрго заметил лишь упущения в моей финансовой отчётности и даже злоупотребления, которых в действительности не было. Он настаивает на моём привлечении к суду.

   — С господином Тюрго у нас непростые отношения. Он слишком радикален и частенько раздражает королевскую чету своими несвоевременными прожектами.

   — Извините, ваше сиятельство, если я осмелюсь высказать своё суждение. Я не политик, а только солдат. И возможно, моё суждение не покажется вам слишком весомым. Мосье Тюрго охвачен духом вольтерьянства, слишком печётся о третьем сословии, наверное, больше, чем об интересах короны, а верные слуги короля ему не по душе. Мне кажется, что Тюрго очень опасный человек.

Беньовский знал, что консервативно настроенный министр иностранных дел думает именно так и подобное высказывание о Тюрго будет графу приятно.

   — Вы правы, мой друг, — поощрительно сказал де Верженн. — Очень метко заметили, что интересы горлопанов из третьего сословия для Тюрго более значимы, чем интересы короны. Мы не раз указывали на это его величеству. Убеждён, что дни Тюрго как члена правительства сочтены. Мы не дадим вас на расправу этому вольнодумцу и вольтерьянцу. Если король к моим словам не прислушается, попрошу королеву заступиться за вас.

   — Я так признателен вашему сиятельству. И ещё хотел бы нижайше попросить вас, граф, коль вы так добры ко мне...

   — О чём?

   — О прощении со стороны венских монархов и о даровании мне права возвратиться на родину.

   — Чем вы провинились? Надеюсь, не политикой?

   — Никакой политики. Так... грехи молодости, дуэли, ссоры по причине моего дурного, задиристого характера. Всё это в прошлом. Но я жестоко поплатился, оказавшись вне закона, потеряв наследственные отцовские имения в Трансильвании.

   — Обещаю вам сделать запрос нашему послу в Вене. Если вам не предъявлялось никаких серьёзных политических обвинений, дело поправимое. Посол поддерживает близкие отношения с канцлером Кауницем и воспользуется его содействием. Её величество королева Мария-Антуанетта регулярно переписывается с матерью и братом Иосифом и могла бы походатайствовать за вас. Я попрошу её об этом.

Выходил Морис Август от министра иностранных дел обнадеженным, окрылённым. Он понимал, что ему помогла неприязнь консерватора де Верженна к реформатору Тюрго, которого консервативные силы давно пытались скомпрометировать в глазах короля и свалить. Велась большая политическая игра, и в этой игре он, Морис Август Беньовский, становился хотя и не козырной, но всё же картой в руках противников Тюрго.