Читаем Каторжник император. Беньовский полностью

Министр решил, что настала пора действовать. Для деликатного поручения он выбрал одного из своих сотрудников, уже немолодого, и напутствовал его.

   — Вы выступаете в роли доброжелателя Мориса Августа. Скажем, старого друга и сослуживца его покойного отца-генерала. Вы не скрываете, что имеете прямое отношение к полицейской службе. От вашего приятеля, допустим, моего личного секретаря, вы узнали, что над Морисом сгущаются тучи. Ему грозит арест, заключение в крепость. По повелению императрицы трансильванские имения у него конфискованы и возвращены его зятьям и сёстрам. Вы на правах друга старого Беньова предупреждаете Мориса об опасности. Вот и всё. Никакого решения вы ему не предлагаете. Здравый смысл подскажет Морису Августу незамедлительно бежать в Польшу, где у него есть родня и пристанище. Уясните себе, мой дорогой, их величествам угодно, чтобы Морис Август Беньов покинул пределы Священной Римской империи. Моим жандармам дано распоряжение арестовать его. Но они придут в гостиницу «Дагмар», когда венгра уже не будет в Вене. Вы уяснили задачу?

   — Вполне, ваше высокопревосходительство.

   — Тогда действуйте. И немного сентиментальности. Психологический парадокс — нахалы, подобные Морису, иногда бывают сентиментальны. Присочините, что во время оно вы, тогда ещё молодой офицер, гостили в имении старого Беньова, ещё не генерала, и держали на коленях маленького Мориса.

Выслушав напутствия министра, сотрудник, названный для этого случая Ульрихом Мидденхорстом, отправился в трактир «Весёлый рейтар», где в то время как раз обедал Морис. Два дюжих детины загородили ему вход в отдельный кабинет, угрожающе сверкая белками глаз.

   — Вы слуги господина Беньова? — спросил названный Мидденхорст и, не удостоившись ответа, продолжал: — Доложите обо мне, старом друге его семьи. Вот моя визитная карточка.

Морис Август принял гостя настороженно, хмуро. Он был в плохом настроении. Судебные чиновники все только обещают дать его делу ход, но ничего реального не сделали. Может быть, ещё требуется взятка? Но ведь у него не бездонный мешок золота.

   — Чем могу служить, господин...

   — Мидденхорст, если вам угодно. Служил с вашим батюшкой в одном полку. Он в ту пору был полковником, я капитаном. Однажды гостил у вас в Вербове. Живописные пейзажи, горы, водопады... Вам, Морис, было годика два. Вряд ли вы меня помните.

   — Ей-богу, не помню.

   — Вы забрались ко мне на колени и теребили мой ус.

   — Всё это очень интересно. Но не пойму, чем могу служить.

   — Только выслушайте. Случилось так, что не по своей воле я променял армию на полицию. Удар по самолюбию для дворянина из старинного рода, в котором было немало и полковников, и генералов. Не скажу, чтобы я слишком любил свою теперешнюю службу. На правах друга вашего покойного батюшки счёл своим долгом поделиться с вами, Морис, небезынтересным для вас служебным секретом.

   — Это так важно для меня?

   — Судите сами: совершенно случайно я узнал, что вам в ближайшие дни, а может быть часы, грозит арест, тюрьма. Таково повеление императрицы. До неё дошла жалоба ваших зятьев.

   — Но моё дело рассматривает суд. Надеюсь, что мои имущественные права будут подтверждены.

   — Не надейтесь. Императрица решила передать имения зятьям. Вам это повеление её величества, очевидно, ещё не известно.

   — Чёрт возьми! Вы-то откуда это знаете?

   — Из окружения министра. Один из его секретарей мой приятель и в некотором роде мой свойственник. Наши жёны в дальнем родстве...

   — Бог с ними, с вашими жёнами. Вам-то какая выгода сообщать мне обо всём этом?

   — Одно лишь сочувствие к сыну старого друга и сослуживца.

   — Пожалуй, я вам поверю.

   — И поступите разумно.

   — И что мне советуете?

   — Ничего не советую. И не вправе советовать. А впрочем, на вашем месте я бы не медлил. В Польше у вас родные?

   — Дальние. И имение в Литве, доставшееся в наследство от дяди.

   — К тому же вы обладаете военным опытом.

   — Некоторым.

   — Стало быть, имеете возможность получить чин и должность в армии короля Станислава.

   — Наверное, имею. Ведь я венгр с польской примесью в крови. Что вы ещё хотите мне сказать?

   — Я всё сказал. Не медлите. А в ваших чертах лица угадывается что-то от того малыша, которого я держал на коленях. Прощайте, друг мой. Да хранит вас Бог.

<p><strong>Глава вторая</strong></p>

Скорый в принятии решений, Морис Август незамедлительно отдал распоряжение слугам собираться в дорогу. Понукать их не требовалось. Слуги знали необузданный нрав господина и его увесистую руку и вовсе не горели желанием заработать оплеуху или зуботычину.

Чтобы сбить преследователей со следа; Беньов небрежно бросил управляющему гостиницы, рассчитываясь за постой:

   — Очень сожалею, что покидаю Вену. Неотложные дела в Трансильвании. И ещё хочу в Пешт к друзьям наведаться.

   — Пешт прекрасный город, — ответил управляющий. — Кстати, в Пеште мой свояк держит гостиницу «Ласточка». Рекомендую воспользоваться.

   — Благодарствую. Быть может, воспользуюсь вашей рекомендацией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие авантюристы в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза