Каторжный завод

И тут же, словно наяву, увидела перед собой заросшее густой черной бородой лицо, запавшие темные глаза и услышала глуховатый голос, в котором за добродушной усмешкой слышались решимость и сила: «Умереть сегодня — страшно, а когда-нибудь — ничего».

Она вырвала свою руку и сказала:

— И не стыдно вам, Алексей Николаич, перед девкой так унижаться.

Подпоручик, крупно шагая, прошел мимо и даже не взглянул на тетку Глафиру. Старуха успела разглядеть, что лицо у него было злое и бледное.

— Что это он больно сумной вышел? — спросила Глафира у Насти.

Та ничего не ответила.

— Пошто приходил-то?

— Меня сватать приходил, тетя Глаша.

— Господи помилуй! — старуха торопливо перекрестилась дрожащей рукой.

— Не пугайся, тетя Глаша. В приданом не сошлись.

Глава шестая НАСТИНЫ СЛЕЗЫ

1

Настя бросила горсть мелко насеченного свинца в толстостенный деревянный, дочерна обожженный со всех сторон ковшик, подгребла кочергой на шесток горячих углей и наполнила ими ковш доверху.

В горнице запахло дымком.

— Опять чаду в избе напустишь, — попрекнула тетка Глафира.

— На дворе буду, — сказала Настя.

Она вынесла ковш с тлеющими углями на двор, поставила его на низенький чурбачок и, присев на корточки, стала раздувать угли. Края ковша занялись пламенем. Настя с силой дунула, чтобы сбить пламя. Несколько углей упало на траву, и сизые дымки поползли между стебельками.

Настя послюнила пальцы и бросила угли обратно в ковш.

Она пыталась повседневными обычными делами повернуть день в обычное русло. Надо слить про запас пуль и прутков на дробь. Потом насечь и раскатать ее. Да еще Глафира просила помочь по огороду. Потом — на озеро. Давно уже ничего не относила на господскую кухню… Дел на каждый день хватит…

И дни идут один за другим, до краев заполненные делами и хлопотами, вроде бы пустяшными и маловажными, а и вся-то жизнь в них… А правда ли, что вся жизнь в них? Вот только что, часу не прошло, звали ее в другую жизнь… И трудно ему не поверить… Добрый он… и пригожий… и любит ее… Любит! Что потом будет, кому знать?.. А сейчас любит…

В голове мысли трепещутся, а руки свое дело знают. Одна изложница заполнена. Настя отставляет ее, берет вторую. Начинает разливать. Свинец светлый, как жидкое серебро, густой струйкой тяжело падает в колыбь. Только руки сегодня какие-то неверные. Задела ковшом изложницу, уронила. Хотела подхватить на лету, руку обожгла… больно… Нет, не бабье это дело!.. И обида такая взяла, что все одна и одна, и все на одну — и бабья, и мужская забота… И страшнее того, вдруг до боли в сердце захотелось, чтобы снова ловил он ее руки, целовал и говорил жарким срывающимся голосом: «Настенька! Милая Настенька!..»

— Ой, горе мое! С ума так сойду! — крикнула в голос, швырнула ковш на землю, убежала на огород, упала в траву меж кустов смородины и заплакала злыми неутешными слезами.

2

В конторе подпоручику вручили пакет, доставленный только что с нарочным из Иркутска.

Подпоручик поспешно сорвал сургучные печати.

«Настоящим имею честь уведомить вас, милостивый государь, что по распоряжению Его Высокопревосходительства Михаила Семеновича надлежит вам, с получением сего, немедля выехать в Иркутск.

Подписал: член Совета, управляющий Горным отделением…

Скрепил: столоначальник…»

При всей определенности предписания суть его была непонятна. Как следовало понимать распоряжение выехать?..

Выехать для доклада о том, что установлено при ознакомлении с делами завода?.. Или выехать совсем, прекратив дальнейшее расследование?.. И почему по распоряжению его высокопревосходительства?..

Категорическое предписание можно было истолковать двояко. Или генерал–губернатор придает делам Николаевского завода столь важное значение, что решил сам ознакомиться с докладом о их состоянии и дать личные свои указания. Либо главному горному ревизору удалось напасть на след пропавшего без вести Якова Могуткина, либо иным каким путем разоблачить козни Тирста — ив дальнейшем пребывании подпоручика Дубравииа в заводе нет надобности…

Тирст был не только удивлен, но, казалось, и огорчен непритворно, когда подпоручик сообщил ему о своем отъезде.

— Вот, право, незадача, сударь. Только вознамерился я прибегнуть к помощи вашей.

И стал просить подпоручика, чтобы задержался оя с отъездом и осмотрел доменную печь, находящуюся в ремонте.

— Капптан Треонин единственный инженер в заводе, а сейчас и мастеров знающих не имеем. Ждать же приезда Василия Прокофьевича весьма накладно. Летнего вр. еменн мало в запасе. А вы, батюшка Алексей Николаич, известно мне, железное дело отменно знаете. Имел случай слышать о том от самого Петра Антоновича. Так что уповаю на пашу помощь.

Вот тут бы и задать вопрос Тирсту: а куда же подевались все знающие мастера?.. Да и насчет печи можно бы спросить: не тем ли повредилась она, что загружаема была непросеянною рудой? И еще было о чем спросить Ивана Хрнстиановича…