Катрены. Сонеты

Где пьют от безнадёжности вино.

Во многом одиночество прекрасно,

Но душу разрывать обречено.

42

На стане колдовском её обнова

Даёт ещё сильней страдать ему:

Кто скажет, отчего она медова,

А горек он единый почему?

Зачем она становится всё краше,

Коль скоро остаётся прежним он?

И с новой стрижкой шарма больше в Маше,

Неведомого жалким испокон!

Ей радостней всего, где многолюдно,

Но, пусть ему тогда всего грустней,

Доступными довольствоваться трудно,

Нетрудно оставаться верным ей!

43

Жена спросила в ходе некой сделки

Художника, чьи медленны труды,

Помыл он опустелые тарелки

Иль ей скомпоновал их у воды?

Покрыл он осторожной лессировкой

Пастозное взыскание скорей:

Когда-де заниматься компоновкой?

Набросок еле смог исполнить ей!

Посетовала та не без причины,

Что жизнь его – наброски лишь одни,

Красивой не создать ему картины,

Мытьё не для никчёмной пятерни!

44

В той музыке, что сердце тонко лечит

И левыми перстами рвётся петь,

Извечному порядку всё перечит,

Ища во всём иначе преуспеть.

Элегия протестной речью льётся,

В ней наше бытие исключено:

Духовному в ней первенство даётся,

Житейское назад оттеснено.

Там образ обаятелен и редок,

Усиленно себя хранить ему,

Где счастье пьётся только напоследок

И только торопливо потому.

45

Уста за дверью стали безголосы

Для ряженого принца своего:

Нескромными казались ей вопросы,

Простые по понятиям его.

Потом он откровенно осердился

На дверь её, достойную пинка,

К себе бегом убраться потрудился,

Дивя слезой мишурность уголка.

Дверной звонок изгнал его тревоги,

Пришла малютка средством от тоски:

Бальзам – её танцующие ноги,

И бантики, и белые чулки.

46

Минувшей ночью девушка мне снилась.

Её любил я в давние года.

Вновь юной красотой она светилась,

А рядом я был юн и свеж, о да!

Терял я сон, искал его в покое,

Она же продолжала сниться мне.

Весенней ночью веяло былое,

Пока не пробудился я вполне.

Как мило ревновала дорогая,

В обиде полагая с дрожью рта,

Что лучшего достойнее другая,

Не та, что схожа с Матерью Христа!

47

За стёклами прохлада моросила,

Вы плакали, своё приемля дно,

Но спорила с превратностями сила,

Сознание теснившая давно.

Сознанию вы не были послушны,

Как я порой внушению чутья,

А то, что вы ко мне неравнодушны,

Задержанный, прекрасно понял я.

В согласии с минутой подходящей

Соблазном я зажёгся взаперти.

Шиповнику любви животворящей

На почве слёз отрадно расцвести.

48

Держаться мнил я тенью безразличной,

Но с просьбой вновь она ко мне пришла,

Чтоб ей блеснул улыбкой нелогичной

Ответного чуждающийся зла.

Ни в чём отказа не было бесценной:

С ней счастье мне, дыхание весны.

За дивные глаза на тверди бренной

Даваться преференции должны.

Покинула поклонника царица,

Как раньше, в оживлённости большой,

Хоть этого, считал я, не случится,

Хоть я расстался с ангельской душой.

49

Тревожится поэт о пользе дела,

Не чувствуя уверенности в ней.

Сладчайшая свирель его не пела

Того, что воспевает иерей.

Но с ядом если всякие лекарства,

А мы приемлем их – и ничего,

Бежать из поэтического царства

Нелепо, несмотря на вред его.

Отдушиной служа среди вертепа,

Свирель освобождает от тоски.

Поляну красят очи курослепа,

А ниву – капли сора, васильки.

50

Где высится двойная колоннада,

Фонтан изящно бьёт ещё во мгле,

Показывая силе снегопада

Другое время года на земле.

Даётся неспроста к её портрету

Фонтан, ещё сияющий светло:

Она принадлежит иному свету,

Где весело, пленительно, тепло.

Прелестный блеск её сотрётся тоже

Суровостью чужого бытия,

Но девушкой, предельно редкой всё же,

Невольно очаровываюсь я.

51

В чернёной тьме волос её красиво

Повсюду кудри светлые видны,

Волшебному лицу же справедливо

Глаза потусторонние даны.

Люблю, когда на стан её надета

Та кофточка, что сладостно мягка,

В единстве с юбкой траурного цвета,

В единстве с белизной воротника.

Сидит она, вселяющая пламень,

Отсутствуя средь общей болтовни.

Для многих это сердце хоть и камень,

Однако драгоценному сродни.

52

Собрав у переносицы ладони,

Нимало не вверяя слуха мне,

Подружка наподобие тихони

Потупила глаза в немой войне.

Таинственная мысль её томила —

Сомкнуть уста настала мне пора.

В безмолвии с трудом она спросила,

Зачем отверг их общность я вчера.

На то пришлось ответствовать окольно,

Что путаному чужд я бытию,

Где с Ольгой вторя Ленскому невольно,

Онегиным её сестре пою.

53

Умел он обретаться беспечально,

Подалее скрываясь от неё.

Со службой обстояло всё нормально,

Почти не беспокоило ворьё.

При ней же, поглощающей микстуры,

Жестоко ощущал он иногда

Ничтожество сухой своей натуры,

Глубокое страдание стыда.

Казалось, ум исследует юродство,

Всё терпит искажение своё,

Где есть её святое благородство,

Зияющая бездна глаз её.

54

Вздыхается душе несовершенной,

Но помнится повсюду не вполне

То лучшее, что зримо во вселенной,

Что зримо зачастую только мне.

Во всех обнаружениях юдоли

Живу, боготворя твои черты,

Смотря подчас иначе, не по роли,

Смотря ясносияюще, как ты.

Красе твоей вседневно, без предела

Чудесная даётся новизна.

Как ты, знать, улыбалась и глядела

Впервые сотворённая весна!

55

Воспринятую роль она, возможно,

Считала жизнью подлинной своей,

Поэтому так верно, так неложно

Развёртывать игру случалось ей.

В актёрстве жизнь её была богаче,

Чем эта, всем открытая среда.