Доброжелатели рассматривают «Полу Икс» как прощание Каракса со своим режиссерским прошлым, с бомжами Понт-Неф и со «скромным обаянием помойки». Однако именно помойку выбирает Пьер в обмен на сказочный замок, но так и не обретает самое главное – талант. Он хочет судить своего героя, но суд получается по советским меркам: «писака, не знаешь жизни – поезжай в колхоз». Каракс именно это и делает: по его словам, он придумал этот фильм, оказавшись под бомбами на сараевском кладбище. И, как писака из колхоза, привез с собой псевдошедевр поэтического соцреализма. Его прежние конструкции были сильны именно своей гениальной искусственностью, а парижские клошары оставались в них немного литературными фигурами, как им и надлежит быть в согласии с романтической традицией. Балканские беженцы – несколько иное дело, и все восточноевропейские вкрапления Каракса превращаются в кич.
Катрин Денев, надеясь найти в Караксе «сына» (как нашла «брата» в Тешине), оказалась заложницей двусмысленной идеи. Впервые спустя тридцать лет после «Дневной красавицы» она обнажает на экране свою грудь в соответствии с «платонически-инцестуальной» логикой фильма. Но в первой же его половине режиссер сажает Мари на мотоцикл и «убивает», после чего фильм становится значительно хуже. Хотя должно быть наоборот: героиня Денев воплощает благополучие и буржуазность, от которых что есть мочи бежит Пьер. И прибегает к темноволосой славянке – Голубевой, кажется, своей сводной сестре, с которой режиссер предлагает ему «вживую» совокупиться.
Хотя фильм наполнен характерными для Каракса поэтическими пассажами и эффектными постановочными приемами, его мир рассыпается на банальные осколки. Сухой остаток: художник должен страдать. Наверное – как и не-художник, впрочем. Но, наверное, он не должен делать это декларативно и напоказ. Иначе он рискует показаться вызывающе несовременным. Каким и показался фильм Каракса на Каннском фестивале 1999 года, где с треском провалился.
Однако участие Катрин Денев в не самых успешных проектах Гарреля и Каракса все равно значимо. Об этом точно написал критик Михаил Трофименков: «Денев обладает уникальной, возможно, интуитивной способностью всегда на протяжении тридцати пяти лет своей звездной карьеры находиться в самом сердце кинематографической актуальности, от Деми и Бунюэля до Тешине. Она словно фокусирует свет общественного внимания на тех, кто живет вне мейнстрима, но ближе всего – к сущности кинематографа. Любопытны те отношения, которые по сценариям героини Денев поддерживают с юными героями и которые, безусловно, отражают ее позицию вечнозеленой патронессы-вамп. У Каракса она мать, игровая «сестра» и символическая любовница Пьера, у Гарреля любовница и символическая мать Поля. У Каракса она погибает в мотоциклетной аварии, приговоренная бегством Пьера в «настоящую» жизнь, в омут вполне литературного «страдания», у Гарреля – пытается покончить с собой, утомленная неспособностью Поля к эмоциональному сочувствию».
Не обретя в кинематографе сына, Катрин Денев совершенно неожиданно нашла человека, который годится ей в отцы – причем не только формально. Речь про португальского гения Мануэля де Оливейру, которому вот-вот в конце этого года исполнится 100 лет. Старше его в мире не осталось режиссеров. Причем режиссеров не почивающих на лаврах, а работающих, да еще как: неутомимый Оливейра продолжает выпускать по фильму в год один другого лучше, и почти каждый из них становится сенсацией в Канне или Венеции.
Что значит для режиссера спортивная закалка: в юности Оливейра был чемпионом-атлетом и циркачом-акробатом. Он известен также как производитель элитных вин, страстный наездник, автогонщик и донжуан. Сын промышленника, он родился 11 декабря 1908 года, но объявлено о его появлении на свет было только на следующий день, он-то и стал официальной датой рождения режиссера. Загадки окружали жизнь Оливейры и впоследствии. Он дебютировал в начале 30-х короткометражным авангардным опусом, только через десять лет снял первый полнометражный фильм, и еще через двадцать – второй. В промежутках занимался виноградниками и осмысливал жизнь интеллектуала при диктатуре Салазара.
Слава пришла, когда Оливейре было далеко за шестьдесят. В общем, это человек, удивительную судьбу которого можно сравнить разве что со столь же потрясающей воображение жизнью Хартли Шоукросса – прокурора Нюрнбергского процесса и разоблачителя советских агентов супругов Розенбергов. Он прожил 101 год и вторую половину жизни занимался главным образом лошадьми. У Оливейры все наоборот: на склоне лет он обратился от лошадей к людям.