Катрин Денев. Красавица навсегда

Такова же и Сельма – героиня Триера, сыгранная Бьорк. По словам одного из юристов на процессе, где Сельме выносят смертный приговор, эта беженка из социалистической Чехословакии «предпочла Голливуд Владивостоку». Но все равно она осталась среди маргиналов. Ларс фон Триер, даже если бы ему пришлось бежать из социалистической Дании, тоже не стал бы голливудским монстром, как Верхувен.

Американцы в принципе хорошо относятся к иммигрантам: у каждого за плечами или в родословной тот же опыт. Так и показано в фильме: полуслепую Сельму, работницу ткацкой фабрики, участницу музыкального драмкружка и мать-одиночку со слепнущим ребенком, всячески поддерживают «товарищи по цеху» (прежде всего Кэти – Катрин Денев), патронируют соседи, у нее есть и верный ухажер. Даже когда сосед-полицейский крадет у Сельмы деньги, скопленные на операцию сыну, он делает это по слабости, забитости, а не по злой воле. Зло не рационально, не национально и даже не социально, оно просто существует в природе, прячется всюду и иногда вылезает наружу. Это «иногда», естественно, интересует Триера.

Сельма – тоже не добро в чистом виде. Хотя бы потому, что ее доброкачественность гипертрофирована до полного неправдоподобия. Тяжелые нависающие очки, сутулые плечи и снятое дергающейся камерой узкоглазое лицо юродивой. Такие фанатички, зацикленные на идефикс (оперировать сына) могут быть опасны, в чем зритель имеет возможность убедиться в кульминационной сцене убийства.

Эта сцена вызывает наибольшие споры и наибольшее отторжение. Сельма убивает полисмена в аффекте, но с воинствующей жестокостью: похоже, протест и агрессия скопились в этом тщедушном существе. Еще больше шокирует переход от убийства к пению и танцу: поет не только Сельма, которая вовсе не намерена взять на себя грех и предаться мукам совести, но и мгновенно оживший полицейский: он, кажется, только рад, что его лишили никчемной, бессмысленной жизни.

Фильм начинает двигаться по законам, только для него писаным. Убийство оказывается благом, смерть влечет за собой радость и подъем, тяжеловесная «американская трагедия» переходит в легковесную танцульку, и все это вместе называется экспериментом, или манипуляцией. Отсюда уже недалеко до знаменитого финала, где Бьорк буквально танцует и поет в петле, дергаясь в предсмертных судорогах.

Действие «Танцующей» происходит в окрестностях Вашингтона в 60-е годы – когда Голливуд переживал кризис ценностей, а из всех традиционных американских жанров мюзикл в итоге этих процессов пострадал больше всех. У слепнущей Сельмы, передавшей по наследству болезнь сыну, невероятный музыкальный слух. Ни один свой любимый фильм (и прежде всего «Звуки музыки») она так и не может досмотреть до конца, поскольку ее душа начинает петь и вместе с телом воспаряет над реальностью.

Мало общего с реальностью имеет и сама история, поведанная Триером. Если это и Америка, то придуманная и построенная в Европе, на шведской студии. Если это и 60-е годы, то только потому, что они отличались суровостью уголовного законодательства. Если это и Вашингтон, то без одной буквы (Wasington – так будет называться третья часть триеровской «американской трилогии»). Если это и мюзикл, то радикально деконструированный.

Поэтому Триер приглашает на главную роль Бьорк – исландскую антизвезду. Она не работает в мюзик-холльном стиле, а на одном дыхании пропевает и проживает роль Сельмы, и в ее исполнении песня из «Звуков музыки» похожа на молитву. А на помощь Бьорк режиссер призывает Катрин Денев – посланницу европейского мюзикла 60-х годов, который был не столько мюзиклом, сколько импровизационным кинематографом Новой Волны – европейским аналогом джаза.

«Танцующая в темноте» вызывает страшное раздражение издевательством над хорошим кинематографическим тоном. Она возмущает поклонников рутинного мюзикла тем, как предательски лихо расправляется режиссер с жанром. Она смущает сторонников ползучего реализма тем, что человеческая жизнь оценивается в ничтожную сумму $2000, не хватившую на оплату услуг адвоката («Ах, а я не поняла, что дело происходит сорок лет назад, тогда это, конечно, были другие деньги», – воскликнула одна из самых дотошных голливудских журналисток).

Но на всех оппонентов Триер может с полным правом наплевать. Ибо на самом деле энергия зрительского сочувствия ему не нужна. Он не вампир и подзаряжается по-другому. В данном случае источником была «садомазохистская любовь» с Бьорк. Известная своими эскападами певица исчезала в разгар съемок и через несколько дней обнаруживалась где-то за тысячи километров, на другом конце света. Триер, известный не меньшими чудачествами, столкнулся с еще более экстремальной натурой, и их столкновение оказалось болезненным, но плодотворным.